Ночью спалось на удивление спокойно. Луиза провалилась в спасительную темноту, едва коснулась головой мягкой перьевой подушки. Ни тревог, ни неудобства, ни сновидений. Проснулась, будто вынырнула из воды, и даже не сразу осознала, где теперь находится.
Ставни на окнах уже были открыты, и в комнату заползало утреннее солнце. По-прежнему было пусто. Вторая кровать стояла нетронутой, аккуратно застеленной коричневым саржевым покрывалом. Де Шаброль уже поднялась? Или не ночевала здесь вовсе? Впрочем, хотелось, что бы эта девица проживала в другом месте. И совсем не появлялась. Неприятная, колкая, надменная. Она чем-то неуловимо напоминала Франсуазу, и от этого становилось еще противнее. Казалось, она непременно окажется такой же злой и завистливой.
Луиза выбралась из-под одеяла и босая, на цыпочках прошла по ледяному паркету к окну. Выглянула из-за ставня, замерла от странного непривычного ощущения. Оба окна, как и ворота, выходили на улицу дю Фур. Не самую узкую, и довольно многолюдную. Судя по нагромождению тачек, лотков и повозок, где-то недалеко располагался рынок, и крестьяне все еще спешили продать свои товары. В домах напротив, лепившихся вплотную друг к другу сплошным монолитом, уже открыли ставни. В первом этаже можно было различить несколько лавчонок.
Луиза распахнула окно, подалась вперед, жадно вдыхая городской воздух и впуская уличный шум. На мгновение даже хотелось заткнуть уши, настолько этот огромный гомонящий город разнился с дремотной тишью Рошара. Странно… Как же странно! Но вчерашнего напряжения уже не было, да и все неприятности казались теперь преувеличенными. И на миг вдруг стало стыдно. От нечаянной мысли, что Луиза могла оказаться несправедливой к ее светлости. Вдруг, впрямь вышло недоразумение? Но здравый смысл, все же, говорил об обратном: несмотря на горячее желание, оправдать мадам было слишком сложно. Луиза видела явную ложь. Но почему ее светлость лгала герцогу де Виллару? Отчаянно хотелось, чтобы он не имел к этой истории с футляром никакого отношения. Чтобы не запятнал себя грязной игрой. Остался благородным спасителем. Спасшим дважды…
При воспоминании о его руках, которые подхватили Луизу, словно пушинку, зажгло щеки. И ужасно хотелось верить, что он отнес ее в дом сам, а не поручил лакеям. Как благородный рыцарь, спасающий свою даму сердца… Как же хотелось, чтобы Виллар оказался частым гостем в этом доме, чтобы иметь возможность видеть его, хотя бы недолго. Может даже говорить. Вчера в беседе с мадам он назвал Луизу прелестным созданием. Явно не из желания польстить. Значило ли это, что этот блестящий кавалер впрямь находил ее красивой? Это было бы слишком хорошо… Слишком! Но так желанно…