В этот раз обошлось.
Перед тем как войти в логово Лилии, я остановился и с
облегчением опустился на землю. Мне последнее время стало
тяжеловато ходить в доспехах целыми днями. Сперат, без подсказок,
выудил из жадносумки листок, стилус и чернильницу-непроливайку,
которая, к чести мастера, действительно ни разу не проливалась.
Опустил факел чуть ниже.
Я вывел местную цифру "один" — по-простому, палочку — и
задумался.
— Как вы думаете, сеньор… ей там не одиноко? — тихо спросил
Сперат. — Бывает ли ей страшно от того, что она в темноте? Или
оттого, что она теперь?
— Это хороший вопрос, — кивнул я. И начал писать.
Вскоре мы пришли. Не торопясь вваливаться, я ещё из тоннеля
крикнул:
— Лилия, мы пришли! Это мы!
Я едва сдержался, чтобы не добавить: "Как дела?"
— О, сеньор Магн. Я знаю. Я давно чую вас. Входите, не бойтесь.
Сегодня я сыта. Пивовары делят власть, и множество людей уносят
воды Фонтана по подземному каналу. Есть и важные — мягкие, жирные.
Есть и просто злые — жилистые, как подошва. Интересно, куда поток
несёт их дальше? Нет ли там гнёзд дикой нежити?.. Меня терзают эти
вопросы, но, увы, я не могу ответить себе. Это мучительно.
Любопытство заменяет мне теперь половину чувств…
Пока она болтала, мы медленно вошли. Углубляться не стали. На
островке посередине пещеры светилось дерево — и в магическом, и в
обычном зрении. Узловатый ствол, длинные пряди листьев, свисающие в
воду, изумрудный мох, редкие белые цветы — словно кто-то из
небесных садовников забыл здесь частичку рая.
Лилия светилась изнутри тёплым золотом, как кошка, что нашла
своё место на солнце. Только эта кошка была размером с дом, и
корнями шевелила.
— Я… — начал было Сперат, но вовремя прикусил язык.
— Сразу вопрос, потом поболтаем, — перебил я Лилию. С женщинами,
даже если она буквально дерево, так себя вести нельзя. Но тут
особый случай.
Я взял бумажку и зачитал:
— Что ты хочешь, Лилия?
Я, между прочим, гордился этой формулировкой. Никаких нежных "не
одиноко ли тебе, милая древесина". Конкретика. Может, ей навозу
надо. Или душ.
Лилия рассмеялась, и этот смех напоминал поскрипывание качелей
без смазки. Ветви колыхнулись в такт.
— Я хочу расти. Там, где кровь становится корнями, а смерть
удобряет плод. Я хочу пустить побеги в тела, мысли и города. Быть
не тайной — а привычкой. Быть тем, о чём забудут, но чем станут
дышать. Как грибница — незримая, но соединяющая всё. А ты,
человек-змей, человек с многими жизнями, странник меж миров, — ты
лишь мой первый садовник.