Товарищи по клубу часто говорили о свободе, но мало кто понимал
ее так, как Алексей. Для многих свобода была отмазкой, чтобы не
отвечать за свои поступки. Для него — это был смысл жизни и баланс.
Свобода не анархична, а осмысленна и подкреплена жесткими
правилами, но правилами, которые он устанавливал сам. Псовский не
любил шумные сборища и показные братства. Настоящая свобода была не
в пивных посиделках и байкерских сходках. Она была на дороге. Клуб
так и не стал для Алекса семьей, но ему нравилось ощущать себя
своим среди своих, он уважал байкерские принципы, ценности и
негласный кодекс чести.
Алексей Псовский хотел прожить жизнь ярко и осмысленно. Как
говорится — «Живи быстро, умри молодым», но умирать, конечно,
совсем не обязательно. В общем, пусть Алекс и выглядел суровым
бородачом, но в душе он был, как и каждый байкер, — поэт. Просто
его стихи были написаны колесами на асфальте.
Конечно, покинув одну жесткую систему, — военную, — он никак не
ожидал, что вляпается в систему совершенно другую, но не менее
строгую и иерархичную — систему образования.
Псовский не планировал становиться учителем. Все вышло случайно:
бывший сослуживец попросил подменить преподавателя ОБЖ в одной из
местечковых школ. Вернее, по началу-то Алексей вообще не в курсе
был, чего ради приятель попросил приехать его в один захолустный
городок «на поговорить».
— Лёха, ну ты же знаешь, что я просто так не позвоню, — голос в
трубке был хриплый, прокуренный, но знакомый до боли.
— Именно поэтому я еще не сбросил вызов, — Алексей Игнатьевич
Псовский пристроил телефон между плечом и ухом, прикручивая к
любимой «Хонде» новый кожаный кофр. — Что тебе нужно, Саныч?
— Помощь.
— Как обычно или как в прошлый раз? Потому что если как в
прошлый, я еще помню последствия твоей авантюры.
— Хуже.
— Черт… Давай колись.
— Ты сейчас где? Приехать можешь?
Псовский, конечно, мог.
ПГТ назывался «Рассвет». Маленький, заброшенный, он будто
застрял в девяностых: облезлые пятиэтажки с кое где выбитыми
стеклами в подъездах, несколько магазинов с грязными вывесками,
рынок, где можно было купить и картошку, и китайские кроссовки.
В этом поселке жизнь шла по своим правилам. Днем уставшие
женщины тащили пакеты с рынка, мужики коротали время у магазинчика
с пивом, а дети гоняли по дворам на раздолбанных велосипедах.
Асфальт тут помнил еще советские времена, и если во время дождя
где-то образовывалась лужа, то соваться туда на машине точно не
следовало, ибо можно было с уверенностью сказать — тут не просто
лужа, тут портал в преисподнюю.