Ромкаотступил на шаг, и я услышал,какон шепчет что-то вроде «чёрт, чёрт…».
— Я
никому ничего не должен, — сказал я спокойно, хотя внутри всё
кипело.
— Это вы, похоже, решили, что
я ваш банкомат.
Япочему-то подумал о Нине Семёновне, сидящей встрахе всобственнойквартире,
пока эти гады выдавливали её из дома. И о Кате — её пустых глазах в
том окнемашины.
Тот, что
понижехмыкнул, его уши
дёрнулись.
—
Слушайна, парень, — сказал онтяжёлым, как гиря, голосом.— Ты влезв наши делана.
Забабку этусвоюна, за
соседкуна, расписалсяна, так
сказать. И не раз, а дважды наших людейв пыли валял на. Это не просто так, понимаешьна? Это счёт. Ицифрытеперьна
тебе на.
— Счёт? —
переспросил я, чувствуя, как метка жжёт всё сильнее. — Вы мне про
счёт рассказываете? А я думал, вы просто любите старушекпугать.
Высокий
рассмеялся, но в его смехе не было веселья. Он покачал головой,
будто я был ребёнком, который не понимает простых вещей.
— Ты
смелый,рулевой, —
сказал он, щёлкнув пальцами. — Люблю таких. Только знаешь,
смелостьпосле беседы
снамибыстро
кончается — вместе с деньгами и квартирой.
Кряжистый
кивнул, скрестив руки на груди.
—
Отрабатывать будешьна, —
добавил он, и его глаза сузились. — Или, может, у тебянаесть что предложитьна? Братец
твой намекална, что ты
не совсем с пустыми карманамина.
Я резко
повернулся кРоману. Он
стоял, опустив голову, инервнотеребил рукав. Его лицо было мокрым от пота,
несмотря на холод.
—Ромаш, — сказал я тихо, но так, чтобы он услышал
каждую букву. —Что
тынатрепал этим людям?
— Стас,
я… — начал он, но голос сорвался. — Я не говорил ничего такого!
Клянусь! Они сами…
— Сами,
значит, — перебил я, чувствуя, как внутри что-то ломается. Метка
горела, Никак рычалвсёгромче, и я понял:Ромкаменя
сдал.Предчувствие не
обмануло.Брат, который
клялся, что вернёт долг. Брат, которого я вытаскивал из дерьма сто
раз.Просто взял и
сдал.
Я перевёл
взгляд на этих двоих. Оникривили губы в холодных
улыбках. Позади нихпочти одинаковые с видуриелторы молчали, но я видел, как
тот, что с папкой,почти
незаметнокивнул своему
напарнику. А потом я снова зачем-то посмотрел наКатю — её силуэтвсё ещё былв окне внедорожника, неподвижный, как статуя. И
метка на ладони вспыхнула так, что я едва не зашипел от
боли.
—
Интересно былоознакомиться с
вашими влажными фантазиями