— Нет!
И тогда Катя вспыхнула. Не метафорически. Она буквально
загорелась, как промасленная ткань, брошенная в костёр. Её тело над
каменной плитой, озарилось изнутри — как будто внутри у неё был
настоящий костёр. Свет лился сквозь кожу, словно сквозь пергамент.
Затем — рывок шеи назад, глаза распахнулись, и она закричала.
Этот крик не был человеческим. Он выл, вибрировал, ломал воздух,
как ультразвук, будто из её горла рвался наружу сам ад. Я
отшатнулся, сдавленно вскрикнул и оступился, чуть не упав.
— Потерпи ещё немного, мой смертный дружок! — засмеялся Азар, не
отрываясь от своего колдовского танца. Его голос был шипящим и
обжигающим как раскалённое железо, упавшее в воду.
Катины пальцы судорожно выгнулись, словно она боролась с
невидимыми путами. Но её движения были резкими, беспорядочными.
Глаза — теперь совершенно белые — метались по сторонам.
— Что ты делаешь с ней?! — закричал я, но мой голос утонул в
гудении ритуального огня.
Азар не ответил. Только покачал головой, будто учитель, которого
утомили глупые вопросы ученика. Он продолжал свой танец, подвывая
что-то на незнакомом, древнем языке. Один за другим он щёлкал
пальцами — вокруг алтаря теперь вспыхивали травы, дым от которых
обволакивал нас густыми клубами.
—Она знала, зачем к тебе пришла. Её выбрали. Она
всё понимала. Ты думал, что она—снег?.
Но нет, она—пепел.—жутко
засмеялся Азар.
— Что делать, — прошептал я. — Что же я должен сделать?
Рядом с моей ногой низко, глубоко, так, что вибрация прошла по
костям, зарычал Никак. Не просто собачьим рыком. А звуком, от
которого стынет кровь. Он не был больше псом. А может, никогда им и
не был. Я увидел, как его шерсть начала переливаться синим светом.
В памяти всплыло: «Когда огонь поднимется, пес укажет путь сквозь
пепел». Фраза из дедовской записки, которую я тогда счёл
метафорой.
Я посмотрел вниз — и замер. Никак стремительно менялся.
Расправлялся прямо на глазах. За считанные секунды привычный силуэт
собаки исчез — передо мной стояло нечто другое. Существо, похожее
на огромного льва, покрытого серебристо-синим мехом. Глаза собаки —
хотя, какая это уже собака? — светились янтарём, пасть была широко
открыта, а оттуда вырывался тот самый, гудящий рык. И вновь в
голове вспыхнули слова деда Исмагила, сказанные вполголоса, будто
он боялся, что кто-то подслушает: