простирал руки, будто клянчил пощаду,
возможно, предлагал какую-то сделку. Указывал на алтарь, на Катю,
на меня. Снова склонялся. Размахивал руками, прижимал их к груди. Я
смотрел, как эта воплощённая гордыня превращается в
воплощённую мольбу. Ответом ему была
тишина. Нет. Фигура в сером стояла
неподвижно. Ветер не колыхал её балахон. Насекомые за
её спиной жужжали, но она была похожа на стержень
реальности. Сосредоточие воли.
Наконец, она пошевелилась. Голова чуть наклонилась
— будто в ответ. И из-под капюшона раздалось одно
слово. Всего одно. На том же языке. Шипящее, режущее, словно
сквозь хруст сломанного дерева.
— Нахш’ту.
Я не знал значения этого слова. Но я понял.
Нет.
Это было отрицание. Окончательное.
Безапелляционное. Бесповоротное.
Азар вздрогнул, будто его ударили. Он отпрянул, сел
на пятки, замотал головой. Потом заговорил — быстрее, более нервно.
Его руки дёргались, как у человека, которому сейчас отсекут пальцы.
Фигура в сером не ответила. И тут я понял: егопросьбыне имеютникакогозначения. Всё уже решено.И приговор
оглашён.
Я ощутил, как по позвоночнику пробежал холодный
пот. Не от страха. Нет. От понимания величия
происходящего. От осознания, что я — человек — стою в зале, где
только что один древний ужас вынес приговор другому. И
вот этот, второй, теперь сидит в пыли и сыплет мольбы, как прах в
огонь.
— Ты это видишь, Никак? — прошептал я, не отрывая взгляда от
сцены.
Никак, всё еще оставаясь в своих гигантских размерах, не рычал.
Он просто смотрел. Так же, как и я. На эту молчаливую
расправу. Было понятно, что Аз'хаар — сильный, но далеко не
главный. Здесь, на земле, он почти бог. Но где-то там, в других
слоях мира — есть те, кто гораздо сильнее. И одна из них уже
здесь...
Азар молчал. Его лицо оставалось неподвижным, но в глазах
метались искры ужаса. Он словно цеплялся за воздух, пытаясь что-то
придумать. Что-то невозможное. Что-то, что даст ему шанс выбраться
из этой ситуации. И в этот момент он начал
исчезать.
Не так, как бывает у телевизионных фокусников. Его очертания
начали как-то размываться,
растворяясьв пространстве.
Контуры его тела дрогнули, стали полупрозрачными, словно фигура
теряла плотность, как туман на утреннем солнце.
— Нет, — выдохнул я. — Он пытается сбежать.
Фигура в сером даже не изменилась в лице — если у неё вообще
было лицо. Она лишь