Старый дом деда, насколько я помню, с покосившимися ставнями
всегда пах не пылью или влажностью, а чем-то другим — горьким,
металлическим. В детстве мне казалось, что так пахнет время. Теперь
понимал: это запах той самой правды, к которой мы ехали.
Никак вдруг замер, уши напряглись, словно ловил звук за
пределами человеческого слуха. Его чёрные глаза отражали дорогу, но
видели куда больше — я заметил, как зрачки сузились в вертикальные
щели, как у кошки перед прыжком.
—Что видишь? — прошептал
я, и тут же пожалел.
Пёс повернул голову, и на секунду мне показалось, что в его
взгляде мелькнуло что-то... не собачье. Что-то древнее и
могущественное. Затем он просто лизнул мне пальцы, оставив на коже
жгучий след слюны.
«Калина» взревела, набирая скорость. Ветер свистел в щелях,
напевая ту же мелодию, что и в детстве - когда дед качал меня на
коленях и напевал странные слова на забытом языке. Только сейчас я,
кажется, начал приблизительно понимать их смысл.
Его дом был уже близко. Окна квартир высоток светились тусклым
жёлтым светом, но фигуры за стёклами двигались слишком резко,
слишком угловато. Как марионетки. Или как что-то, пытающееся
казаться людьми.
Я перевёл взгляд на собаку. Пёс смотрел вперёд, и его губы
дрожали, обнажая клыки. Не страх. Нет. Это было предвкушение.
—Ну что, дружище, — сказал я, выключая двигатель. — Пора узнать,
какие сказки дед приберёг для взрослого внука.
Дверь скрипнула, и свежий апрельский воздух наполнил лёгкие. Но
это был не холод. Это было обещание. Ответов. Правды. Или
ужаса.
Яприпарковал«Калину»уодной из многоэтажекв Язенево.Да,
это не хрущёвка,где я снимаю,а добротное современное здание— неоченьновое, но
крепкое, с широкими окнами и чистым двором. Никак
выпрыгнул из машиныи ждал
меня.Ящёлкнул
кнопкой пульта сигналки и отправился к знакомому
подъезду.
Поднялся
на третий этаж. Звонить не
стал, простопостучал в
тёмнуюи толстую дверь. Над
ней, на наличнике былвырезанкакой-тоузор. Мне
вспомнилось, что примерно такиедедсам
вырезал на деревянных дощечках раньше, когда был
моложе.
Дверь
открылась и на порогепоявилсяневысокий, сухощавый, скороткойседой бородой и хитрым взглядомдед Исмагил. На нём был старый свитер с растянутыми
рукавами изелёные
потёртыетапки.
— Заходи,
Стас, не стойв
дверях, —добродушно