— Ты... уголь добавляла? — я ковырнул вилкой.
Катя резко повернулась, её пальцы сжали край фартука:
— Это... косточки, наверное.
И, да, это был не уголь, но и не вишнёвые косточки. На белой
тарелке чётко проступили крошечные чёрные частицы — слишком лёгкие
для косточек.
Я потёр их пальцами: похоже на пепел.
— Интересный рецепт, — пробормотал я, наблюдая, как Катя нервно
облизывает губы.
Никак вдруг чихнул и отпрянул от стола, будто учуяв серу. Мне
как-то сразу расхотелось есть.
— Я спать, — внезапно объявил я, отодвигая тарелку.
Этот странный день нужно было заканчивать. Катя даже не попыталась
уговорить меня остаться.
— Конечно, ты устал, — закивала она, слишком быстро хватая мою
тарелку. — Я тут пока... немного приберусь.
В комнате я сел на диван, прислушиваясь к приглушённому шёпоту
из кухни. Катя говорила с кем-то торопливо, отрывисто:
— ...не сейчас... Да, он здесь... Я сказала, завтра...
Я повалился на спину, уставившись в потолок. В квартире пахло
вишней и ложью. Никак лёг рядом, положив морду на передние лапы. Я
услышал его тихое, еле слышное поскуливание. Будто он знал, больше,
чем я, и то, что впереди нас ждёт что-то нехорошее.
Засыпая, я подумал: «Интересно, а если бы он умел говорить — что
бы рассказал?» Уже сквозь сон я услышал, а может просто показалось,
что где-то вдалеке вдруг всхлипнула Катя, тихо, сдавленно, будто
зажав рот ладонью.
Мне приснился отец.
Он стоял на границе — не между землёй и небом, а чем-то большим.
Фоном за его спиной было небо цвета железа, исписанное светящимися
знаками, которые словно пульсировали. Я звал его, но он не
отвечал.
Только поднял руку, будто что-то показывал. Этот жест был не
прощанием. И не приветствием. Он будто говорил: «Смотри
внимательнее».
А потом исчез.
***
Проснулся от того, что солнечный луч бил прямо в лицо, как
нетерпеливый голодный покупатель стучит в стекло киоска с шаурмой.
Веки слипались, во рту было сухо, словно в такси после ночного
рейса. Потянулся к тумбочке — часы показывали 8:47. Необычно поздно
для меня.
За окном бушевала настоящая весна. Берёзка под моим окном, ещё
вчера скромно покрытая почками, сегодня щеголяла нежными листочками
размером с монетку. Они трепетали на ветру, переливаясь изумрудом и
золотом, будто кто-то рассыпал по веткам мелкие драгоценности.
Где-то за окном каркала ворона, и этот звук почему-то напомнил мне
скрип тормозов старой «Лады».