Бэнт Менесс имел солидную внешность и
привык к соответствующему поведению. Сорок второй социальный класс
— не мальчик… Его личную карточку видел только официант, но и без
нее Менесс выглядел достаточно внушительно, чтобы избегать
случайных знакомств в общественных местах.
С тех пор как ему минуло тридцать, он
всегда носил тяжелый костюм из синтетического твида и мягкую шляпу
с полями – одежда, пусть и безапелляционно вышедшая из моды, но
выделяющая его из толпы обычных офисных служащих.
Человека в таком облачении не
хлопнешь по плечу, чтобы узнать, как вчера «Земные Кайманы» сыграли
с «Селестой», не пригласишь опрокинуть рюмку псевдобренди, не
угостишь скабрезной остротой.
Менесс настолько привык к своему
одиночеству, что вопрос незнакомца сперва сбил его с толку.
— Садитесь, — сказал он неохотно,
рефлекторно отстраняясь, и добавил, — Пожалуйста.
«Быстрее доесть, — подумал Менесс,
придвигая к себе кофе, который еще не отпил, — Как неприятно…»
Мужчина, усевшийся за столик,
кажется, не заметил настроения Менесса, вежливо улыбнулся, повесил
шляпу на специальный крючок, а возле него мгновенно появился
официант.
По тому, как быстро тот возник,
Менесс, привыкший ждать по нескольку минут, предположил солидный
класс неприятного соседа. Официанты и таксисты могут определить
социальный уровень с закрытыми глазами, нюх у них на это…
Пока Бэнт Менесс решался на первый
глоток кофе, его визави уже успел сделать заказ – видимо, прекрасно
разбирался в ассортименте и часто обедал вне дома. А может, просто
привык брать одно и то же из года в год.
Меню «Еловой ветви» ни на пункт не
отличалось по ассортименту от любого другого ресторана в городе,
так что человек, знакомый с блюдами хоть одной точки питания, мог
без труда сориентироваться во всех остальных.
В то время, что мужчина раскладывал
столовые приборы, поданные ловким официантом, Менесс незаметно
рассмотрел его.
Не молод, — прикинул он, — не
ровесник, но все же в возрасте, под пятьдесят, если не больше.
Выглядит крепким, ухоженным, видимо, следит за собой. Похвально для
всякого лунита.
Вот только спереди намечается
приметная залысина. Менесс, не без легкого злорадства подумал, что
еще года два — и на ее месте будет основательная, уже не
поддающаяся маскировке, плешь. В остальном же, вполне располагающее
лицо, не открытое, но какое-то выпуклое и потертое, как у вышедшего
на пенсию боксера.