Портили его только складки скул,
из-за которых губы казались искривленными в кислой ненастоящей
улыбке, навеки приставшей к лицу. Как будто человек смотрит на
окружающий мир с постоянной гримасой усталого и брезгливого
неудовольствия.
Спохватившись, Бэнт Менесс суетливо
принялся за прерванный десерт. Кофе и на вкус был отвратителен,
неприятно горчил в горле, оставляя на языке неестественный налет.
Порошковый сублимат, ничего не поделаешь.
Сейчас не то, что в четырнадцатом
офисном блоке, на всей Луне непросто отыскать приличный напиток.
Впрочем, у кого класс выше тридцатого — могут позволить, надо
думать.
И настоящий кофе, и многое
другое.
Когда навязавшемуся гостю принесли
заказ, Менесс оторвался от собственной еды. Такое поведение было
верхом невежества, но никак совладать с собой он не мог, замер с
куском кекса во рту. Это походило не на обед, а на пиршество —
официанту пришлось два раза подойти к столику, чтобы поставить на
него все заказанное.
Картофельное пюре — настоящий
картофель, не сублимат! — небольшой аккуратный бифштекс из
желтоватого эрзац-мяса, тускло переливающиеся полоски рыбы,
какой-то причудливый салат, бобы…
Человек кивнул официанту и, когда тот
вытащил портативный сканер, небрежным жестом протянул свою
социальную карту. Менесс никогда раньше не встречал таких: не
желтая, как у «пятидесятников», не светло-синяя, как его
собственная, а кремовая, невиданного прежде цвета.
«Ну и тип», — подумал он, с трудом
отводя взгляд от обилия блюд на столе. И почувствовал себя еще
более неуютно. На мгновение вернулась противная, засевшая в шее
игла.
«Нервы все, нервы… Устал совсем,
вымотался, вот и мерещится всякое. Отдохнуть бы, взять денек, а
лучше два или три отгула, съездить в рекреационный парк, кроликов
покормить с внуками…»
Он представил, как нелепо будет
смотреться на фоне искусственной блекло-зеленой травы в своем
строгом плотном костюме…
— Двадцать шесть.
— Что?
— Я говорю — двадцать шесть.
Мужчина смотрел на его, искривив свои
некрасивые губы в тонкой улыбке.
— Простите? — Менесс подался вперед и
подвинулся ухом ближе к собеседнику, хотя со слухом у него всю
жизнь было в порядке.
Тот вздохнул.
— Вы думали, какой у меня социальный
класс. Двадцать шестой.
— Отнюдь…
— В этом нет ничего странного.
Пожалуй, я даже привык.