— Вы Бэнт Менесс, Гнилец первой
стадии. С настоящей минуты вы заключены под карантин Санитарного
Контроля. Пожалуйста, оказывайте содействие и не пытайтесь
воспротивиться применяемым к вам мерам.
— Это ошибка… — прошептал Менесс.
Надо было крикнуть, громко возразить.
Привлечь внимание. Чтобы услышали за соседними столиками. Чтобы
посмотрели на него и поняли: человек вроде Бэнта Менесса не может
быть Гнильцом.
Только не он!
Тогда и Санитарный инспектор поймет,
это ведь очевидно, так просто, обыкновенное недоразумение, и
только…
Но воздуха в груди хватило лишь на
шепот. Мысли его смялись, скомкались, истлели. Осталось лишь
зудящая заноза страха, и та самая, опять, ледяная игла в шее. Маан
внимательно смотрел на него, положив обе руки на стол.
— Быстрее, — сказал инспектор мягко,
— И не совершайте необдуманных поступков.
Менесс против воли стал тщательно
ощупывать содержимое дипломата. И там наткнулся на что-то твердое,
завернутое в ткань. Маан не мог этого видеть, но он вдруг покачал
головой:
— Не стоит. У вас с
собой пистолет, но на вашем месте, лучше и не пробовать им
воспользоваться. Я все равно успею выстрелить первым. На что вы
рассчитывали? Думали, никто не заметит Гнильца в центре офисного
блока, Гнильца, уже почти перешедшего на вторую стадию?! Вы могли
прийти в Контроль самостоятельно. Но вместо этого предпочли
несколько месяцев жизни, которую и жизнью назвать сложно. Что Гниль
сделала с вами, Менесс? Она уже начала менять вас?
Менесс достал левую руку из-под стола
и, отодвинув полу пиджака, задрал рубашку. На дряблой коже его
живота можно было разглядеть темное пятно темно-серого цвета. Почти
правильной формы, вроде родинки, размером с крупную монету.
Метка Гнили выглядела совсем
нестрашно, но Менесс, указывая на нее пальцем, машинально старался
не прикасаться к темному участку.
Как будто это имело какое-то
значение.
— Оно появилось с месяц назад, —
промолвил Менесс тихо, — Тогда я и понял.
Маан равнодушно посмотрел на
пятно.
— Первая стадия… Очевидно. Почему вы
не пришли сами?
Менесс улыбнулся и почувствовал на
губах полынную горечь. С удивлением он понял, что страха больше
нет. Страх растворился в нем, оставив только спокойное понимание.
Сердце по-прежнему билось ровно.
Менессу вдруг захотелось выйти на
улицу и почувствовать на своем лице дуновение ветра. Не напор,
нагнетаемый вентиляторами, а настоящий поток свежего воздуха. Он
уже почти забыл, каково это.