Отступил на шаг, оглядел своё творение. Выглядело странно,
конечно, но должно работать. Осталось только дождаться, пока
древесина пропитается влагой, нарезать щепок для дыма и можно будет
испытывать. Я уже предвкушал вкус копчёной рыбы — такой, какой в
Москве не купишь ни за какие деньги.
— Митяй! — крикнул я, когда парень вернулся, неся в мешочке соль
и в маленькой деревянной коробочке пару щепоток перца. Дыхание его
было сбивчивым — видно, бежал что есть мочи, стараясь побыстрее
управиться с поручением. — Давай, дуй в подлесок, нарежь сырых
прутиков. Ты же хвастался, что корзины плести умеешь, вот и
сделаешь поддон такой, как сетку, чтоб рыба лежала, но дым сквозь
неё проходил.
Митяй, ещё не отдышавшись после беготни, округлил глаза:
— Поддон для рыбы? Как же это, барин?
— Как корзина, только плоская, — объяснил я, показывая руками
размер и кивая на сделанную мною коробку. — Так, чтоб сюда зашла,
сверху и упёрлась на подпорки. Главное, чтобы дырочки были — дым
пропускать. А то я думал сначала подвесить, но когда рыба горячая,
она мягкая станет, как варёная, порвётся и в угли свалится.
Он почесал затылок, явно прикидывая в уме конструкцию, но
спорить не стал и умчался в лес. Ноги его мелькали между стволами,
пока не скрылись в зелёной чаще. Я же занялся рыбой.
Выпотрошил её, тщательно промыв каждую тушку в воде из колодца.
Вода была такая холодная, что аж пальцы онемели — будто тысячи
иголок впивались в кожу. Соль смешал с перцем, добавив туда укроп,
сорвавший на участке за домом. По крайней мере, я очень надеялся,
что это укроп — он был похож как с пятёрочки, хотя я не особо
разбираюсь в таких тонкостях. Может, какой-то местный аналог? Натёр
рыбу этой ароматной смесью — буквально пока натирал последнюю, от
первой уже запах пошёл такой, что даже слюнки потекли.
Каждую рыбину завернул в лопух, словно в зелёную пелёнку, и
накрыл чистой тряпицей, оставив в тенёчке под навесом. Пусть
маринуется, пока я буду дальше с коптильней возиться. Время
работало на нас — чем дольше рыба пропитывается специями, тем
вкуснее получится.
Тут и Митяй вернулся, таща целую охапку сырых лозовых прутьев.
Они были тонкие и гибкие, почти как верёвки, яркого зелёного цвета.
Присел прямо на землю возле крыльца, уложил прутья вокруг себя
веером и начал прямо на коленях плести. Так шустро это делал, что
не мог не вызывать улыбку! Руки его двигались с поразительной
быстротой — прутья ложились ровными рядами, сплетаясь в аккуратную
сетку.