Плетение получалось достаточно плотным, но, как я и просил, с
мелкими зазорами — как раз для дыма. Митяй время от времени
прикладывал работу к моей коробке, проверяя размер, поправляя тут и
там. Я смотрел на него и только восхищался его мастерством.
— Ну ты и мастер! — хмыкнул я, когда он протянул мне готовый
поддон размером с хорошую сковородку. Причём сделал именно
квадратный, с аккуратной окантовкой из веток потолще, так, чтобы он
встал в коробку на распорки, которые я подготовил, как влитой.
— Я ж говорил, что с дедом в детстве корзины плёл, — буркнул он,
опять слегка покраснев. — Для грибов, для ягод… А это… это так,
ерунда.
Пока рыба мариновалась, набирая вкус и аромат, я объяснил Митяю,
что мне нужны угли. Не просто дрова, а именно угли — жаркие, но без
открытого пламени. Мы отправились к поленнице сбоку дома и начали
выбирать самые сухие берёзовые поленья. Когда кора от них
отрывалась, она прямо трещала, как хворост — это был верный
признак, что древесина высохла как следует.
Недалеко от колодца, на том же самом месте, где до этого
обжигали крючки, мы развели костёр. Место было удачное — ветерок
слегка поддувал, но не так сильно, чтобы разнести искры по всему
двору. К тому же здесь было удобно таскать воду, если что-то пойдёт
не так.
Дрова горели весело, с треском выбрасывая искры высоко в небо,
словно праздничный салют. Пламя плясало, переливаясь от золотистого
до малинового, так что взгляд было сложно оторвать — завораживающая
картина первобытной стихии. Когда пламя ослабло и дрова уже
основательно перегорели, в костре образовались идеальные угли —
ровные, жаркие, без единого языка огня.
Я ещё немножко подождал, когда пламя всё сошло на нет, и
набросал сверху несколько щедрых пригоршней сырой щепы. Ту, что
набрал в сарае из остатков, когда делали теплицу — тогда казалось,
что эти обрезки только место занимают, а теперь вот
пригодились.
Да уж, с этой коробкой пришлось изрядно помучиться, но результат
того стоил. По крайней мере, я на это очень надеялся.
Щепа зашипела, пуская густой белый дым с терпким древесным
ароматом — запах детства, костров у реки, летних вечеров без
забот.
— Барин, а зачем это? — Митяй, как всегда, вертелся рядом,
засыпая меня градом вопросов. — Щепа же сырая, она же не будет
гореть!
— В том-то и дело, Митяй! — усмехнулся я, осторожно устанавливая
сделанный им поддон на распорки внутри коробки. — Тут дым нужен.
Горячее копчение — это когда угли греют, а дым вкус даёт. Без щепы
рыба просто сварится, а нам надо, чтоб копчёная была, с тем
неповторимым ароматом, от которого даже самый сытый человек слюнки
пускать начнёт.