— Илья, — начал я, немного понизив голос, чтобы не слышали Пётр
с Фомой, что шли позади, да женщины с детьми, которые сидели на
телеге. — Скажи, а что за фрукт наш Игнат? Чего он такой дерзкий-то
ходит, как царь в изгнании? Такое впечатление, что всех вас строит
и того и гляди за кнут схватится.
Илья посмотрел на меня очень внимательно и даже хмыкнул. Потом
сплюнул на дорогу — точно в середину колеи — и заговорил, будто бы
ждал этого разговора давно.
— Игнат то, барин, мужик непростой. Он, видишь ли, в прошлом
боярином был — настоящим боярином, с землёй, с крепостными. Только
провинился чем-то перед князем. То ли подати зажал, то ли еще
что-то. Никто этого толком не знает, но что-то да было — да так
серьёзно, что князь разгневавшись, в ссылку его отправил — в
какую-то глушь, чуть ли не за Урал.
Илья, немного помолчав, продолжил, покачивая головой:
— Земли его с крепостными, ясное дело, мигом растащили — кто
поближе к князю стоял, тот и урвал кусок. А когда срок ссылки вышел
— а был он там лет пять, не меньше — он, значит, вернулся, а всё
тю-тю: ни земель, ни дома, ни гроша за душой. Друзья старые,
евонные, что в Туле да в Москве водились, от него отвернулись, как
от чумного, боялись дружбу показывать перед князем. Мол, а вдруг и
на нас гнев падёт?
Маша прислушивалась к рассказу, и было видно, как она незаметно
покосилась на меня — видимо, проверяя, насколько серьёзно я
воспринимаю слова Ильи.
— Батюшка ваш, когда вы только родились, — продолжал Илья,
смахнув пот с лба, — бабку вашу с Уваровки забрал к себе, чтоб с
внуком была рядом, а Игнату, когда тот к нему обратился, сжалился
над старым приятелем и предложил старостой с Уваровку сесть.
Дружили с ним когда-то, ещё молодыми были, вместе по постоялым
дворам шатались. Ну вот он уже и двадцать годков тут сидит —
старостой-то. И всё ещё помнит, каково это было — боярином быть,
людьми командовать. Потому и ходит гордый, будто корона на нём
невидимая. А мужики наши — они это чувствуют, понимают. Ведь и
видно — не простой мужик, образованный. Грамоте обучен, счёт знает,
с боярами говорить умеет.
— Вот оно что, — протянул я задумчиво. — А я-то думал, просто
характер такой вредный.
— Характер тоже, — усмехнулся Илья. — Но больше всего он злится,
что судьба так с ним обошлась. Был на коне — и в грязь лицом. А тут
ещё вы появились — молодой барин, и всё у вас впереди. Небось,
завидует чёрной завистью, хоть и не показывает. Никуда ему больше
пути нет, — продолжал Илья, поглядывая на то, как я реагирую на его
историю. — Поначалу, верите, требовал, чтобы его барином кликали. А
какой же он барин? Смехота одна! Только заносчивый, страсть прямо.
Бывало, с мужиками аж в драку лез. Чуть что — за кнут хватался, как
бешеный. Пока его пару раз не отмутузили, чтобы угомонился.