— Николай, а инструменты какие-нибудь можно взять? Топор, пилу,
гвозди? — я старался говорить уверенно, как подобает барину, хотя
внутри себя чувствовал неловкость.
Мужик тяжело вздохнул и почесал бороду:
— Не велено, господин. Батюшка сказал — только одёжку. А
инструмент — это хозяйское добро. — В его глазах промелькнуло
что-то вроде жалости. — Да и зачем вам? Вы ж молотка в руках не
держали отродясь.
— А оружие? — возник у меня следующий логичный вопрос. —
Пистолет или хотя бы охотничий нож?
— Господь с вами! — ахнула Агафья, крестясь быстро-быстро. —
После того как вы в прошлом году чуть целую улицу не перестреляли?
Батюшка все ваши пистолеты под замок упрятал, а палаш на чердак
забросил. Слава богу, что руки у вас кривые, а то б полгорода уже
на погосте лежало!
Прекрасно. Меня отправляют в глухомань без инструментов и
оружия. Только модный гардероб, Евангелие и тетрадь с французскими
стихами.
— Агафья Петровна, — я решил зайти с другой стороны, — а
помощник мне полагается? Дядька какой-нибудь? Холоп?
Нянечка аж ахнула, округлив глаза:
— Какой холоп ещё?! Что ты такое говоришь, Егорушка? Срамота
какая! Дядька был у тебя, как положено, Федотом звали, да не
выдюжил — ушёл. Сказывал, даже каторга спокойнее, чем с тобой день
провести. — Она понизила голос до шёпота. — Месяц потом еще
заикался, как вспоминал ваши похождения.
И тут меня вдруг осенило. Что-то категорически не сходилось в
этой картине. Холопы, бояре… 1807-й год. Из ещё не вытесненной
пивом школьной программы я помнил, что Пётр Первый ликвидировал
Боярскую думу, заменив её Сенатом, и холопство отменил. Екатерина
II модернизировала государственную систему Табелью о рангах.
Бояр не было. Откуда же тогда «сын боярина»?
Я осторожно присел на краешек сундука, лихорадочно перебирая в
голове всё, что помнил из школьного курса истории, которого, как
назло, оказалось преступно мало.
— Агафья Петровна, — начал я, стараясь выглядеть беспечным, — а
кто сейчас правит-то? А то я со вчерашнего… — я выразительно
постучал себя по голове, изображая сотрясение мозга, — память
отшибло напрочь.
Нянечка посмотрела на меня с укоризной, но, к моему удивлению,
не стала отчитывать за странный вопрос.
— Государыня-матушка наша, Екатерина Алексеевна Вторая, —
ответила она, продолжая складывать вещи. — Беспокоится только народ
— который год хворает. Говорят, совсем плоха стала. Наследник-то,
Павел Петрович, уж извёлся весь, ждёт своего часа. Иные болтают —
не по-христиански так о матушке-государыне думать!