— Эй!.. — крикнул он неуверенно. — Есть кто? Люди! Ау?!
Ответа не последовало. Он подошёл ближе, толкнул дверь ладонью и
замер. Та скрипнула, но поддалась. Внутри было сумрачно, пахло
сухими травами, старым деревом и, кажется, дымком? Или ему
показалось?
На столе стояла жестяная кружка, рядом валялась перевёрнутая
миска. В углу была небольшая металлическая печка (Андрей вспомнил
её название — «буржуйка»), рядом с ней охапка сухих дров. В стену
вбит гвоздь с висящей фуфайкой и старой шапкой-ушанкой. Дом
выглядел заброшенным, нежилым.
«Кто-то же тут жил… или нет, только охотился?» — подумал он и
вдруг почувствовал, как волна усталости накрывает его с головой. Он
присел на лавку, отложив ружьё. И тут же понял: если сейчас не
встанет, не пойдёт искать выход, то останется тут до вечера. А
может, и на ночь.
— Да и пусть, — выдохнул он и уронил голову на руки. — Немного
тепла и отдыха мне не помешают.
Андрей вспомнил, что обычно в таких вот заимках оставляют
небольшой припас на случай, если заплутавший охотник выйдет к избе
без ничего. С трудом встав, он принялся шарить по самодельным
шкафчикам. Петли скрипели, смазывали их, по всей видимости, очень
давно; одна дверца вовсе держалась на честном слове и ржавом
загнутом гвозде. Внутри было пусто. Во втором отыскалась банка с
мутным содержимым, от которой Андрей поспешно отвернулся —
пробовать это явно не стоило. В третьем он наконец нашёл то, на что
надеялся: половинка ржаной буханки, зачерствевшей так, что можно
гвозди забивать, но зато без плесени, и банка тушёнки без этикетки.
Это насторожило — посмотреть дату срока годности не представлялось
возможным, но жрать хотелось больше, чем осторожничать.
Он не стал раздумывать, ножом, который висел на поясе, открыл
банку, проверил запах. Тухлятиной не несло, отковырнул кусочек
ножом и положил в рот, кислым тоже не отдавало. Значит, есть
можно.
— Ну, что ж, с голоду, значит, не помру, — пробормотал он и
начал есть прямо ложкой из банки. Горячего бы… Но и так это было
как деликатес. Тушёнка всухомятку, с каменными крошками хлеба,
которые он с трудом отковырял, шла тяжело, с металлическим
привкусом банки, но с каждой ложкой возвращалась сила.
Закончив, он обошёл избушку. На полке нашёл алюминиевую флягу,
на дне плескалось немного спирта. Хотел сперва влить в себя, но
разумно остановился — лучше было приберечь и растереть тело. У
печки висел жестяной котелок. Кое-как налил воды из бочки снаружи,
где сохранилось немного дождевой, и вернулся внутрь. Разжечь печь
удалось не сразу: спички были влажные, а руки мелко дрожали. Но
когда огонь всё же вспыхнул, в груди защемило — наконец станет
тепло. Настоящий, живой огонь подарил немного радости. Он снял
носки, развесил их над печуркой, потом прислонился спиной к стене и
закрыл глаза.