— Они хотят зайти, — перевел Григорий.
— А мы что, должны их пускать? — удивился я.
— Нет. Но если начнется драка, то шансов у деревенских мало.
Потому деревенские хотят избежать сражения, — объяснил мне командир
нашего маленького патруля.
Синелицые стояли неподвижно, но оружие не опускали, будто ждали
чего-то. А их предводитель продолжал переговариваться с
предводителем деревенских. И тут я понял по их мимике и интонациям:
они о чем-то торгуются. Усатый деревенский воин что-то пробормотал,
затем кивнул нескольким из своих. Те сразу закивали и побежали к
амбарам.
— Что происходит? Почему чужаки не нападают? — спросил я.
— Они ждут, чтобы деревенские им что-то отдали, — сказал
Григорий. — Видимо, так и было договорено заранее у них с здешними
старейшинами.
Через минуту вернулись несколько мужчин, неся мешки. Они
осторожно положили их перед вожаком синелицых. Тот убрал меч в
ножны, наклонился, развязал завязки мешков, заглянув внутрь
каждого. Да еще и потрогал содержимое. Наконец, он кивнул, затем
выкрикнул какой-то приказ своим, резко повернулся и пошел обратно в
сторону леса. Остальные последовали за ним, похватав мешки и
растворившись в темноте подлеска так же внезапно, как и появились.
Наступила тишина.
— Что это было? — выдохнул я.
Григорий опустил винтовку, проговорив:
— Деревенские заплатили дань.
— Кому? — опять спросил я.
— Им, синемордым. Ты же сам видел, чего же спрашиваешь? —
недовольно сказал мой командир.
— Я просто не понимаю: кто они и откуда? — объяснил я свой
интерес.
— Не знаю. Но местные их боятся, именуют синелицыми находниками.
И, судя по всему, не зря опасаются, раз предпочитают заплатить
дань, а не драться с ними, — проговорил Григорий.
— А отчего у них такие синие рожи, как думаешь? — продолжал я
расспрашивать.
И Григорий опять ответил:
— Не знаю. Но, я думаю, что это у них может быть боевая
раскраска на лицах. Чтобы узнать точно, надо хоть одного захватить
в плен. А пойди их поймай! Вон, как они ловко между деревьями
перепрыгивают!
Местные уставились на нас. И мы прекратили разговор, уставившись
на них. Тишина после ухода синелицых казалась звенящей, будто все
деревенские сжались от невысказанного ужаса. Я стоял у частокола,
глядя на опустевшую лесную опушку, где еще минуту назад толпились
эти непонятные синелицые. Я смотрел на то место, где лежали мешки
перед их вождем до того, как их забрали его люди. Там трава
выглядела сильно примятой. И я снова спросил Григория, на этот раз
почти шепотом: