Он
отдёрнул руку, словно волосы девушки были ядовиты, и исчез так же
бесшумно, как и появился.
Элени
проснулась очень рано, ещё до восхода солнца. Ночь медленно
отступала маленькими шагами, уступая место своему соседу —
рассвету. Стоило девушке открыть глаза и чуть привести мысли в
порядок, как тут же всплыло воспоминание о вчерашнем вечере.
Бледное лицо брата, губы, шепчущие что-то в бреду, дрожащие
руки…
Но не
успела Элени встать с кровати, как вдруг услышала звонкий стук по
стеклу. Эл резко обернулась, а перед окном сидел огромный чёрный
ворон. Он не спешил улетать и спокойно смотрел на неё, будто
ждал.
— Какой
ты красивый… и совсем не боишься. — Прошептала Элени с восхищением,
медленно открывая окно.
Сразу же
в комнату ворвался прохладный утренний воздух, а за ним, легко
расправив широкие крылья, влетел ворон. Его оперение в лучах
начинающегося дня отливало серебром на чёрном. Птица без лишнего
шума уселась на спинку стула, уверенно держась за него своими
цепкими лапками.
Эл не
рискнула подходить ближе, а просто наблюдала. Он казался ей
посланником из чужого мира, из мира, который шепчет в темноте и
знает больше, чем любой человек. А глаза его, чёрные, как гладкие
бусины — словно окна, через которые за ней наблюдают неизвестные
создания, знающие ответы на все вопросы нечеловеческого
мира.
Элени
вздрогнула, когда птица внезапно громко вскрикнула и, словно
паруса, расправила свои огромные, чёрные крылья с сияющим пышным
оперением. Ворон взлетел к потолку и, продолжая кричать глухим,
почти истошным карканьем, начал метаться по комнате, словно больше
не контролировал собственное тело. Он, то резко взмывал вверх, то
тяжело падал на пол.
Элени
охватил страх, не за себя, а за него. Она не сразу поняла, что
происходит. Ворон с глухими ударами бился об пол, всем телом, как
будто пытался избавиться от собственной оболочки. Сияющие чёрные
перья стремительно разлетались по комнате. Потрясённая, Элени
вжалась к стене и, не отводя глаз от происходящего, торопливо
закрыла дверь на замок, всем телом прижавшись к ней. Никто не
должен был этого увидеть.
Птица
продолжала извиваться. Его тело корёжило, крылья распластались в
стороны, и каждый новый толчок сопровождался хрустом, будто
беспощадно ломались позвонки. Его огромный клюв раскрылся до ужаса
неестественно — так, словно невидимые руки пытались вывернуть его
изнутри.