А сейчас… Сейчас Аламинты стало слишком много даже в моих
мыслях.
Дверь открылась, и в комнату вошла эрледи. Она склонилась и села
в кресло напротив. Сколько её помню, она всегда выглядела
безупречно — пожалуй, это меня пугало в ней больше всего. Более
того, она всегда была той, кто знал все наперед. Поэтому я не мог
поверить, что снежинки были просто так.
— Не хотите мне что-то рассказать? — спросил, внимательно глядя
на родственницу. — Желательно все: от начала и до конца.
Я поднялся на ноги и прошел к шкафу, где хранился запас
алкоголя. Достав бутылку белого вина, я разлил его по фужерам и
подал один из бокалов Джине. Женщина приняла его с благодарностью,
слегка охладив заклинанием, и пригубила напиток. Я тоже сделал
глоток и посмотрел на фужер: по хрусталю бегали солнечные блики.
Они напомнили мне блеск глаз Аламинты — вызов, именно он давал
такой эффект.
— Что конкретно вас интересует, мой повелитель? — спросила
эрледи с наигранной улыбкой на устах.
— Для начала ответьте мне на самый безобидный из вопросов:
почему вы так хотите узнать пол ребенка? — прямо спросил я, не став
ходить вокруг да около. — Неужели действительно чтобы подготовить
комнату соответствующего оттенка?
— Не считай меня глупой, Анвэйм, — ощетинилась эрледи, отставив
фужер на стол. — Я знаю о пророчестве лучше тебя. Если ты не забыл,
его выдохнул мой муж на смертном одре.
— При всем уважении, эрледи, ваш муж был сумасшедшим.
Черты лица дражайшей родственницы заострились, стали похожими на
хищные. Так всегда случалось, когда кто-то порочил память о её
супруге. Я же делал это с некоторой периодичностью.
— Помыть бы тебе рот с мылом за подобные слова в сторону твоего
предка! У него был дар провидения, о чем известно всем.
Джина действительно его любила и не видела очевидных огрехов в
его правлении, я же не был слепцом. Да и всерьез в такой раздел
магии, как пророчества, я не верил. Лишь в тридцати процентах
случаев предсказания сбывались. Так можно ли было верить
пророкам?
— Он просто желал думать, что у него этот дар, эрледи. Я помню
его настоящим сумасбродом. А рот мыть мне уже поздно: вырос из того
возраста, когда позволил бы вам это сделать.
— Негодник! — воскликнула эрледи, но быстро взяла себя в руки,
вспомнив, с кем разговаривает. Впрочем, я и так знал все её
чувства, поэтому скрывать их не имело никакого смысла. Она вновь
взяла бокал и сделала несколько коротких глотков. — В любом случае
нельзя допустить, чтобы это был мальчик. Иначе пророчество
сбудется. Да, де Шалис и остальные думают, что двуликий ребенок —
спасение, но ты и я знаем, что на самом деле это не так. Тебе
правду рассказал отец, а я была свидетелем последнего предсказания
своего мужа.