— С чем вас и поздравляю, — хмыкнул я. — Я до сих пор не
понимаю, зачем было утаивать правду? Зачем было подменять
пророчества?
— Мы боялись последствий. Народом мог овладеть страх, что
ребенок, рожденный в межрасовом браке, может стать концом всего.
Разумеется, до этого лишь одна девушка решилась выносить плод, но
её судьба печальна, как и судьба её ребенка.
На миг в кабинете повисло молчание. Взгляд эрледи стал
отстраненным, как случалось всякий раз, когда она вспоминала о ней.
Стефания эр Ни’Ард — старшая сестра моего отца, дочь Джины, которую
они выдали замуж за посла светлых. Она улетела вместе с ним в
Темные земли и там спуталась с темным, от которого и забеременела.
Раньше такое случалось чаще, но от плода быстро избавлялись, чтобы
не навредить матери, ведь все знали: у такой связи печальный исход.
Негодование родителей упоминать не стоит, от ребенка попытались
избавиться, но Стефания была против и сбежала, а после её доставили
в Жемчужный дворец в гробу. Она — одна из причин, по которой я
спасал нашего ребенка и саму Аламинту… до её побега. Я просто не
позволил бы повторения истории. Свое мнение изменила и Джина, судя
по тому, что она поддерживает Аламинту, хотя была против
беременности Стефании.
Сколько десятилетий назад случилась эта история? Девять?
Десять?
— Но мы сейчас не об этом, — вернулась к разговору Джина,
тряхнув головой. — Даже сама мысль о том, что отношения между
темными и светлыми могут привести к гибели всего, навсегда бы
разрушила отношения наших сторон. Орден наваитов силен, Анвэйм,
тебе ли об этом не знать? Два мира, которые на тот момент только
недавно открылись друг другу, могли отвернуться, закрыть границы,
прекратить торговые и любые иные отношения в страхе. В страхе перед
будущим, перед рождением двуликого ребенка.
— И виной всему какое-то пророчество…
— Не будь таким скептиком, Анвэйм! Все это серьезно.
Я вздохнул. Спорить с родственницей на эту тему приходилось не
один раз. Но правда в том, что я был уверен: мы сами куем свою
судьбу и никакие пророчества не могут помешать.
— Скажите-ка мне вот что, эрледи, слишком уж меня волнует ваше
рвение. Если будет мальчик, что вы собираетесь делать? Убьете его?
Спровоцируете выкидыш?
Женщина поджала губы, а я откинулся на спинку кресла,
побарабанив пальцами по столешнице. От эрледи не утаился этот жест,
и она, казалось, вся сжалась.