– Понимаешь, Глашенька, любой договор с вампиром нерасторжим. В
том числе и помолвка. Пока Боэсхий верен Лайси, пока он любит её,
есть шанс оживить несчастную. Так сказал учитель…
– … который повесился на боярышнике? – ехидно уточнила я.
Красавчик-вампир удивился.
– Вы и это знаете? Боэсхий рассказал? Ну да, именно он.
Я хмыкнула.
– А ты не хочешь сам оживить красотку? Это ж в тебя она влюблена
беззаветно, при чём тут Бося-то, я не понимаю? Почему он должен
приносить себя в жертву ради девицы, которая его не любит?
– Как ты его назвала? Бося?
Цесарио расхохотался. Его смех мне решительно не понравился:
высокий, тонкий. Но мне нужен был ответ, поэтому я потерпела.
– Потому, милая Глашенька, – отсмеявшись, ответил младший брат
серьёзно, – что помолвлена Лайси была не со мной. Только жених
может её вернуть. Таковы правила.
– И каким образом?
Он тонко улыбнулся:
– Простите меня, но мы не посвящаем посторонних в тайны
вампиров. Так что, есть у нас шанс на сотрудничество? Я помогу вам
всем, чем смогу, чтобы вы смогли выполнить контракт…
– А вам это зачем?
Цесарио наклонился к моему уху и прошептал низко и горячо:
– Вы мне нравитесь. Вы такая… необычная. Яркая. Дерзкая. Будь я
на месте… Боси то, выбирая между Лайси и вами, я бы выбрал вас.
– Я подумаю, – хмыкнула я. – А сейчас прошу меня простить, но
мне хочется побыть одной.
Вампир стёр пальцем капельку дождя с моей щеки:
– Поверьте, он не стоит ни одной вашей слезинки!
– Я не люблю, когда моего лица касаются руки, в стерильной
чистоте которых я не уверена, – бросила я холодное и сквозь
зубы.
Отвернулась и вышла в дождь.
Всё стало как-то и понятнее, и не понятнее в то же самое время.
Во-первых, почему Бося врал? Ну, насчёт того, что его брат умер? А
во-вторых… Вот нафига?! Что за долбанное благородство, рыцарство
прилизанное?! Триста лет, триста лет хранить верность бабе, которая
выбрала другого, чтобы её воскресить. А зачем? Что бы она сказала
«мерси» и поскакала к другому?
Самопожертвование вообще глупо. Жизнь одна, зачем её отдавать
кому-то?
Я добрела до кладбища, зашла в склеп Фунахрия, прислонилась лбом
к холодному камню. И вдруг подумала: а если бы не Лайси? Если бы
умерла я, и Бося…
... триста лет помнил меня и любил. Триста лет тосковал бы по
мне, играя во дворе на флейте и раз за разом воскрешая тот самый
день…