Она постучала ноготками по алому мрамору рукомойного столика.
Закатила глаза, подведённые дерзкими стрелками.
– А тут какая-то мымра вылезла, понимаешь? Ни рожи, ни кожи! Ей
лет тридцать, клянусь! Старуха совсем. И прикид, как будто на
помойке себя нашла… А Ужасный как увидел, так сразу: моя! Хочу.
Она всхлипнула.
– Я не знаю, что делать! Я не знаю, что мне теперь делать! В
смысле «убиться о стену»? Что ты имеешь в виду?
Мне стало не по себе. Она же сейчас не о Юльси, да? Потому что
понравиться Ужасному это слишком ужасно.
– Ты не понимаешь! – взвизгнула пострадавшая экскортница. – У
меня братик маленький в больнице, мать в сумасшедшем доме, чухуахуа
обросла и стричь нужно срочно! Мне деньги нужны прямо сейчас! Кто
мне даст столько, кроме Ужасного? Не поняла, откуда мне взять
?Какой банк? В смысле заработать? Иди ты, знаешь куда?!
Девица отключила телефон, сползла по стеночке и разрыдалась,
размазывая тушь по щекам.
– Откуда ты вообще взялась, моль треклятая?! – простенала,
вытащила платочек и шумно высморкалась.
Я аккуратно и бесшумно пробежала мимо, едва касаясь пола всеми
восемью лапками. Выскочила за дверь, перевела дыхание и
метаморфнулась обратно. Скажите, что это сейчас не про Юльси было.
Пожалуйста.
В зале всё было по-прежнему: нечисть отплясывала, вампир сосал
своё пойло, только осьминавров уже сменили отдохнувшие после ночи
эльфийки. И ещё среди танцующих не было Юльси.
Ой, мамочки! А ведь так всё хорошо начиналось!
Ужасный сидел за столиком вип-комнаты на внутреннем балконе
второго этажа, невидимый из зала, наблюдал за танцующими
осьминаврами и откровенно скучал. Он искренне не понимал смысла
мужского стриптиза. Одно дело – женщины. Всякие там ямочки и
выпуклости приятные для рук и глаза, и другое – мужики. «На завод
бы вас, – думал угрюмо. – Или на шахту. Там бы свои трицепсы
показывали».
Внизу, словно тёмное море, кипел танцпол. Девицы всех рас
крутили жопами перед самцами, те не отставали в демонстрации тел.
Стекло и бетон не очень-то приглушали рёв буйной музыки. Даже
бокалы на низком столике тихонько позвякивали.
А хотелось – тишины. Сесть с удочкой на берегу Евны, где-нибудь…
в пригороде. Рвануть куда-нибудь в сторону Орехограда. И
порыбачить. Плотва там всякая… пивко. С воблушкой. И тишина-а-а.
Только пичужки какие-нибудь чирикают любовно. И комарики
звенят.