Но положение обязывало. Ужасного называли Тёмным императором, он
был главой клана Дерзких Утырков, самого грозного из мафиозных
кланов столицы. Пацаны бы не поняли, если бы днюху вожак
отпраздновал не на пафосе. Вот и приходилось гулять как положено,
по канонам широкой бандичьей души. По понятиям. И девок трахать
каждые четыре часа, иначе – засмеют. Решат, что всё, вожак стал
слаб. Даже с бабами не справляется.
Те приходили – всякие – глазки закатывали, юбочки мяли, строили
невинность, но он-то видел: глазки блестят. Из-под пышных, точно
опахала, ресниц бегло оглядывают татуировки, покрывшие единым
узором всю смуглую кожу, испещрённую шрамами, бугрящуюся мускулами,
чёткую щетину, бобрик жёстких, седеющих волос.
Ужасному было за сорокет. Хорошо за сорокет, а оборотни не
драконы, стареют по-человечески быстро. После первой же девки –
вертлявой и остроухой – тёмному императору захотелось борща и
отдохнуть, поваляться в гамаке или поплавать в бассейне, но
пришлось требовать следующую. Так ведь ещё и – по статусу –
девственницу. Опытная баба сама бы всё сделала что нужно, а он бы
просто полежал, а так приходилось разыгрывать все эти танцы с
бубнами перед недотрогой, вместо того, чтобы быстренько отделаться
от нудной обязаловки.
Второй оказалась русалка. Специально для торжества хвостатая
оножилась. Ужасный знал, что, меняя ноги на хвост, водяные девы
снова становятся девственницами – такая уж у них конституция. Но
девица всё равно нелепо мялась, всхлипывала, сюсюкала что-то про
какого-то там брата в реанимации. У них у всех обязательно кто-то
был в реанимации. То брат, то тётка, заменившая мать, то ребёнок.
Как наличие сына или дочки влияло на девственность Ужасный давно не
уточнял.
«Столько бабла утекает в никуда», – грустил оборотень, нехотя
натягивая светлые волосы, и девица понятливо прогибалась.
– Ах, ох, – выкрикивала она вполне убедительно, но отчего-то
Ужасному чудилась в её завываниях какая-то фальшь.
– А ещё я приват могу станцевать, – выдохнула русалка,
поднимаясь с колен, когда он, наконец, сделал дело. – За
дополнительную плату, конечно. Я никогда никому его не танцевала!
Только дома перед зеркалом. Просто, для души. Но для вас...
Он хмыкнул. Ну да, ну да. Для души. Чьей только, вопрос.
– Иди давай. Вон, та пачка секариков твоя.