Госпожа Туктукберг оскорбилась:
– Неплохие? Да кошки аппетитнее серут! Неплохие. Никогда,
девонька, не ешь в этой мусорке, только желудок посадишь.
– Но я очень-очень голодная! – захныкала я и пустила слезу.
Юная, худенькая, очаровательная девочка с русым хвостиком, с
рюкзачком за плечами. Эх, где мои шестнадцать лет! Не то чтобы я
завидовала Пасе, но иногда возраст невинности это прям удобно.
Впрочем, в её возрасте невинной я не была. Мне кажется, даже в
подгузниках, я уже была прожжённым циником и хитромордой ж…
жирафой.
И Туктукберг дрогнула. Скала её обороны дала трещину, песок
недоверия посыпался.
– Бедная девочка! Пойдём ко мне, я покажу тебе, что такое
настоящие пирожки.
Отлично! Я радостно закивала и взяла старушку за руку. Э-э-э…
не, подождите. Мне ж не восемь, а шестнадцать! Но женщина ничего не
заподозрила, крепко словно ребёнку стиснула пальчики и потащила
меня прочь.
Она любит детей. Это факт. Первый из тех, что мне надлежит
установить. Но при этом совершенно не разбирается в них. Это второй
факт, из которого следует, что своих детей у мадам Туктукберг
никогда не было. Может, она их любит в гастрономическом смысле?
Ведьма? Ну что же, этот момент мы сейчас и должны прояснить.
Мы вышли из покосившихся ворот кладбища, похожих на сошедшие с
ума чугунные лианы, которые стремились переплестись максимально
причудливым образом и крепились проржавелыми петлями к кирпичным
столбикам, и двинулись по узкой тропинке, опоясывающей холм с
замком. Вышли на берег местной речки, заросший рогозом. Среди
кувшиночных джунглей громко мурлыкали лягушки.
– Давайте я просто за вами пойду? Не держась за руку? –
миролюбиво предложила я, споткнувшись в очередной раз.
Туктукберг застыла, прищурилась, смерила меня взглядом, в
который вернулась вся подозрительность.
– Иди вперёд, – предложила свистящим шёпотом.
Я пожала плечами и пошла вперёд.
Избушка ведьмы (а другого слова мне подобрать сложно) находилась
не так далеко от кладбища: через мостик, на другом берегу узкой,
чёрной от торфа речки. Она почти сползала с обрыва, а кривенький
заборчик отчасти уже рухнул. Трухлявый штакетник был заботливо
выкрашен свежей голубой краской. Лепота!
Я смело протопала по расчищенной среди трав и цветов тропинке,
нагнув голову, миновала низкую дверь и оказалась в кухоньке – три
шага на два – оклеенной весёлыми обоями с милыми кошечками в разных
позах. Обернулась: