Моя рота в Кенигсберге первой вошла на территорию Башни Дона,
которую эсэсовцы защищали рьяно, но тогда у них не было шансов… Как
вчера помню… Апрель, только-только стало тепло, озеро, все вокруг
зелено… Должно, вернее, быть зелено, но всё равно преобладает алый
цвет крови. Пулеметные точки фашистов не умолкают, мы ползем…
Артиллерия не может так ударить, чтобы там все сложилось.
Надя моя… Уже когда Кенигсберг был почти взят и ожидалась
капитуляция «Города Королей», снайпер убил ее. Так что я резал,
рвал зубами фашистскую гниду. Слезы текли, но я пёр вперед и
просился еще и еще. Смерти я искал, но только такой, чтобы побольше
врага с собой забрать. За любимую Надю, за ребят.
— Колька Пышнов, Володька Гладких, Иван… Ванька… Ты не серчай на
меня, спи себе с миром, друг. Но помни, Ванька, что Надя выбрала
меня… Ты там, на том свете, не балуй с ней. Скоро приду, так за уши
твои оттопыренные потягаю! — усмехаясь, говорил я и представлял
своих боевых товарищей, друзей.
Начистив медали, я пошел на кухню. Ностальгия — это моя верная
спутница по жизни уже лет двадцать. Но и она не повод, чтобы
отказываться от вчерашних пирожков, или, прости Господи, как
соседка сказала, когда угощала, «эчпочмаков».
— Попробуй выговори! Русский мужик решит, что его послали, а не
пирожком угостили!
Я взял пару увесистых треугольников, положил их в микроволновую
печь. И пока циферблат отсчитывал полторы минуты, вновь ударился в
воспоминания.
Говорят, что время лечит, что многое забывается. Но тогда мой
крест и проклятие — моя же память. Помню же всё, всех ребят,
которые не вернулись, их улыбки, их мечты, их выдумки, как с
девками миловались. Пацанами еще многие были, бахвалились между
собой любовными похождениями. Какие похождения? Сами они так
нецелованными и помирали.
Я до Нади, санинструктора нашей, любви моей юной, тоже ни с кем
не был. Сколько там лейтенанту Ваньке Любимцеву было, моему
конкуренту за сердце красивейшей девушки на всю дивизию? Двадцать
лет, не больше? И такие мы были взрослые… Нет, мы были детьми. С
высоты ста лет я это понимаю.
— Скоро, товарищи, скоро… Сколько уже можно-то быть без вас! Вот
стольник отмечу — и все, к вам…
Звякнула микроволновка, я попробовал взять эчпочмаки, но обжег
руку.
— Етить твою в дышло! Был бы пирожком, а не этим чпокмаком, так
и нормально всё бы было.