Русский пирожок — он для русского человека всегда ласков, не
обожжет, но согреет. Надя… А умела ли она печь пирожки?
После Нади большой любви так и не было. Женился, дети пошли.
Жену уважал, дурного слова не скажу — женщина основательная. Но
развелись: без любви, когда дети уже внуков нянчат…
Звонок в дверь прервал мои ежеутренние беседы с самим собой.
— Пионеры, небось, опять! Или кто там сейчас в школах? Не
приведи Господь, скауты какие пожаловали. Или эти…, а вы верите в
Бога?.. — бурчал я, направляясь к входной двери.
Это я так, по-стариковски. Но, на самом деле, нравится мне,
когда в преддверии Дня Великой Победы школьники приходят. Я с ними
и поговорю, и кители свои покажу.
Мои дети все при деле, уехали. Хорошие дети, уже и внуки — все
зовут меня к себе. Но нет, я — кремень и приучил всю родню к тому,
что со мной нечего спорить. Сказал — отрезал.
Подойдя к двери, я, не опасаясь, даже не выглядывая, кто там
пришел, стал открывать защелки. Мне ли, старику столетнему,
бояться? Не боялся раньше, не стану и сейчас.
— Вот же нелегкая принесла! — выругался я, при этом
сильно-сильно хотел правнучку обнять.
Вот такие мы, старики. Любим, но всё стараемся, чтобы никто не
заметил нашей любви.
В дверях стояла красотка лет тридцати, чернявая, смугловатая, не
в нашу породу, но вот характер наш, Никодимовский.
— Привет, деда, — сказала внучка и обняла меня, старого
ворчуна.
— Ну, привет, родственнички нерусские, — сказал я, принимая
объятья, но отворачивая голову.
Слезы предательски хлынули из глаз. Ну никуда уже без них. К
глазнику, что ли, сходить, может, это болезнь какая, что влага
вытекает.
— Какая же я нерусская? — улыбнулась красавица-правнучка, а
из-за ее спины выглядывала красавица-праправнучка.
— Н-да… Древнее русское имя у тебя — Фарида. Хорошо, что еще
приставок нет «ибн» или «оглы», — пробурчал я. — Отец-то как твой,
Нурали Зиад Оглы? Он тоже русский, Коля-Николай?
— Ну ты, дед, опять за свое? Не знала бы тебя, так чего доброго
бы подумала, что ты расист. Но я же знаю, что ты моего отца
жалуешь, — улыбаясь, сказала Фарида. — Сдал сильно он в последнее
время. Немолод уже… Не всем же быть столетними молодыми.
— Ты ему передай от меня привет, или как там… рахман? — бурчал
я, направляясь на кухню, минуя зеркало, возле которого только что
красовался. — Нурали — наш, Никодимовский, тут не имя определяет
или национальность, а правильная жизнь!