Мужик поглядел на меня оценивающе и подошел к столу. Взяв одну из стеклянных сфер, он поднес ее ко рту, нашептал что-то, и когда сфера окрасилась малиновым, опустил на стол. Затем взял другую сферу и произвел с ней те же манипуляции. Сферы пошли в дело одна за другой; я прихлебывала молоко с вином и яйцом и внимательно наблюдала за действиями этого типа.
— Послания, — пояснил он, заметив мой интерес. — Маги слово наживую отправляют.
Я хотела спросить о механизме данной волшбы, но дар речи меня покинул. Точнее, его забрали, наверное. И все же это лучше, чем гнить в подвале Айдов. Огромный плюс моего положения в том, что я больше не в руках Морхорна, чтоб его черти драли… Но есть и огромный минус: я не знаю, что будет со мной дальше.
Я допила питье, облизнула губы и продолжила наблюдать за типом. Коренастый, с животом, на голове залысины; рубашка навыпуск, красная – прямо красная-красная, и первые несколько пуговиц расстегнуты, чтобы, наверное, густую черную поросль на груди продемонстрировать. Штаны бархатные, темно-зеленые, протертые в нескольких местах. Ботинки протерты тоже, но мне нравится мощная высокая подошва.
Кто же этот красавец в красной рубашке? Мой новый хозяин?
Ответ на свой вопрос я вскоре получила: посреди комнаты появился худой скуластый старец в синем кафтане до пола. Старец посмотрел на меня; глаза у него маленькие, темные, но сверкают по-особенному.
— Человек, — произнес старец сухо, скрипуче.
— Да, мой господин, — мужик в красной рубашке обогнул стол и встал рядом со мной. — Это Нелли, преступница; господин Айд поймал ее через зеркала, выпил из нее, сколько надо, и продал.
— Мог бы и полный сосуд продать, а не остатки, — проворчал старец. — Такую старуху никто не купит.
— Объявление дал?
— Да, мой господин.
— Дорого такого человека не сбыть, но ты все равно не продешеви.
— Да, мой господин.
— Напомни, что если сосуд старый, тянуть из него с умением надо, помаленьку. И ни в коем случае адептам сосуд не продавай! Эти так и рыщут в поисках подпитки, им и старуха за счастье пойдет. Еще ничего не умеют, а мне потом в Ковене отчитываться за их провалы. Понял? Никаких адептов!
— Да, мой господин.
Старец больше и не глянул на меня, исчез, а мужик продолжил заниматься своими делами. Я же, согретая молоком, улеглась на покрывале, подоткнула его, чтобы поудобнее было, и задремала. Дрема перешла в крепкий и, надеюсь, восстанавливающий сон. Разбудили меня негромкие голоса: