— Именно так, — пожал плечами
Фридрих. — Но фараон оказался мудр, оставив жизнь живым. Они ещё
успеют встретиться, а для этого нам перед отъездом необходимо
соблюсти ряд древнеегипетских формальностей.
— Значит, мумию Шатсе мы не забираем?
— удивилась девушка.
— Ещё как забираем. Ведь здесь её в
покое не оставят, а у нас в музее, её никто не потревожит, — он
коснулся плеча Астрид, которая совсем сникла. Она вздрогнула. —
Полагаю, тебе нужно сделать перерыв, Астрид. Отдохни немного. Мы
закончим здесь со всем сами.
— Не волнуйтесь за меня, господин
Корф, — ответила она, улыбнувшись и поворачиваясь к Анри. — Что-то
подсказывает мне, что только сейчас я начала жить и просто обязана
наверстать упущенное. А ещё мне приятно осознавать, что и после
смерти я сумею сделать кого-то счастливым.
Она поймала укоризненный взгляд
серо-зелёных глаз, после чего рассмеялась, заражая парня
нахлынувшей на неё весёлостью. Осознав, что они тут явно лишние,
Корфы направились распорядиться насчёт обеда.
Лидия и Винсент шумно спорили о
чём-то, перетаскивая вещи Лидии из палатки, Катрин Белл то и дело
бросала недовольные взгляды на сладкую парочку у телеги, тогда как
её воздыхатели наперебой сражались за право помочь ей с чемоданами.
Неизменные поклонницы Стенли с каждым днём всё больше соперничали
за внимание мужчины, приводя бедолагу в отчаяние. Он уже не знал,
где спрятаться от них, а главное, понял, что не сумеет просто так
оставить их и уехать. Он привык к девушкам, ощущал ответственность
за их судьбы и, что греха таить, осознавал, что эти двое, судя по
всему, единственные после матушки женщины, готовые окружить его
искренней заботой и вниманием.
Возможно, он так и терзался бы,
разрываемый противоречиями до самого отъезда, если бы в последнюю
ночь на Заккаре не случилось бы вопиющее по меркам цивилизованного
мира событие. Обе девушки, кои до этого спали в отдельной палатке,
нагрянули посреди ночи к Стенли и без особого сопротивления со
стороны мужчины осчастливили его. Когда всё закончилось, лёжа
посреди разбросанной одежды на ветхом топчанчике и обнимая две
смуглые фигурки, что крепко спали на его плечах, парень не мог
уснуть и думал лишь о том, как прекрасна жизнь. И почему он раньше
этого не замечал? Одно беспокоило парня и мешало радоваться счастью
в полной мере. Как любящий сын, он ужасно переживал за душевное
состояние своей матушки, которая подобного бесстыдства точно не
одобрит и решит, что столица окончательно испортила хорошего
мальчика из провинции. Но что поделать. Эпоха перемен и не на такое
закрывала глаза, благосклонно выдавая каждому право по-своему быть
счастливым без оглядки и сожаления.