Мост через речку — старый,
скрипучий, перила перекошены, доски местами прогнили. Мы подъехали
как раз вовремя — на другом берегу мелькнул силуэт мотоцикла,
Борька едва держался в седле.
— Борька! — заорал я,
высунувшись по пояс из окна. — Стой, дурень!
Макс дал сигнал клаксоном, но
мотоцикл только ускорился, петляя по гравийке. Видно было — Борька
пьян или не в себе.
— Жми! — крикнул Мишка, сжав
кулаки.
Поздно… Мотоцикл не вписался в
поворот, с визгом слетел в канаву и замер, искорёженный. Мы
подъехали к месту и высыпали на улицу. Борька лежал рядом, голова
вывернута под неестественным углом, глаза остекленели.
— Борька! — Мишка рухнул на
колени, схватил его за плечо. — Ты слышишь меня?!
Я осторожно приложил пальцы к
шее. Пульса нет... Всё ясно даже без врача.
— Всё… — выдохнул я. — Поздно
уже…
Макс побледнел и отвернулся к
кустам, а Мишка закрыл лицо ладонями.
— Надо врача звать… и милицию
тоже, — сказал я глухо. — Макс, дуй в деревню, ищи Сидорова. Мишка,
оставайся здесь.
А дальше всё будто в тумане —
приехал фельдшер на «буханке», следом участковый Сидоров на
велосипеде. Протоколы, расспросы, бумажки. Всё просто и страшно —
парень напился, сел за мотоцикл, не удержал руль и погиб. Но самое
тяжёлое ждало впереди… Мы втроём — я, Макс и Сидоров отправились к
дому Борьки. Тётя Клава стояла у калитки, держась за сердце и по
лицу сразу видно, что всё поняла.
— Нет… Нет… Только не
это…
— Тётя Клава… — начал я, но
голос предательски дрогнул. — Борька… он… разбился.
Она осела у меня в руках, а из
груди вырвался вой — такой звериный, что у меня внутри всё
оборвалось. Этот крик я запомню навсегда. Но пока участковый что-то
говорил ей следом, я вспомнил свою личную потерю — день, когда мне
сообщили, что Аленки больше нет. Тогда тоже казалось — всё кончено,
но жизнь тем не менее не остановилась. И все же я сейчас понимал —
никакие слова не помогут матери Борьки.
— За что?.. За что мне это? —
у тети Клавы в глазах были слезы.
А я молчал — никто не знает
ответа на этот вопрос. Можно только стоять рядом и быть с человеком
в его горе. Макс тоже стоял, но чуть поодаль, растерянный и
бледный. И я думал, что если бы вчера поговорил с Борькой
по-человечески… И что, если бы объяснил про Лерку… Может быть, всё
было бы иначе?! Но я уже не мог повернуть время назад.