Потом мы осваивали «тонкий мужской
юмор», да и стиль общения в целом. «Я перед тобой будто голый», —
жаловался Сава, однако добился того, чтобы я не заливалась краской
всякий раз, как слышу слово «сиськи». Или что-то ядреное, не
предназначенное для нежных ушек романтических барышень.
Я училась носить мужскую одежду,
разбираться в марках автомобилей, футбольных командах и сортах
пива. Параллельно мы придумывали легенду — все, начиная от места
рождения и до момента поступления в академию. И при этом
максимально приближенную к действительности.
Ярослав Михайлов, двадцати лет от
роду, сирота, подкидыш. До семи лет рос в приюте, испытал сильное
потрясение во время несчастного случая, до сих пор страдает от
провалов в памяти, но только о раннем детстве. В семь был усыновлен
семейной парой: он — врач, она — домохозяйка. Учился в Москве — в
школе, в медучилище. Приехал в Петербург, поступать в академию
госбезопасности, остановился у дальней родственницы приемного
отца.
Иллюзию мы использовали минимально,
только для лица, чтобы скрыть миловидность и огрубить кожу,
особенно в тех местах, что мужчины ежедневно бреют. Специально для
меня сделали артефакт, вроде того, что когда-то использовали на
Карамельке. Разумеется, не в виде ошейника. Носить кольца, браслеты
или цепочку с кулоном я тоже не могла. Александр Иванович
остановился на относительно безопасном варианте — серьге в левом
ухе.
— Будешь говорить, что твой приемный
отец — казак, что правда, — учил Александр Иванович. — Единственный
сын в семье казака носит серьгу в левом ухе. А твой приемный отец
хотел подчеркнуть, что ты ему — как родной. Единственный и
родной.
Серьга — громко сказано. Маленький
«гвоздик», едва заметный на мочке. Но все же заметный. Артефакт
проецировал иллюзию, питаясь от моей силы. Заглянуть под маску
можно, но для этого нужен повод. Мы же не проверяем всех, с кем
сталкиваемся — истинное у него лицо или иллюзорное. На всякий
случай, под маской веснушчатого парня была еще одна, с шрамами на
лице. По замыслу Александра Ивановича тот, кто вскроет первый слой
защиты, натолкнется на второй — и решит, что курсант скрывает
шрамы.
Остальные «женские особенности
строения тела» мне приходилось прятать при помощи подручных
средств. Рост решили не трогать. Моя «мелкость» вполне объясняла и
небольшой размер обуви, и тонкие кисти. Грудь скрывал корсет. Из
какого прабабушкиного сундука Александр Иванович извлек эту жуткую
часть женского гардероба?! Оказывается, в начале двадцатого века
был моден «мальчишеский силуэт», и женщины скрывали грудь, утягивая
ее корсетом. К счастью, меня поддержал Сава. Старый корсет сковывал
движения, и для меня разработали модель из эластичной ткани,
используя корсет, как образец. И это не единственная «лишняя»
деталь моего нижнего белья.