Комэск - страница 5
Все получилось на удивление быстро, даже по современным меркам.
Ну а сам командир эскадрона Алексей Алексеевич Турчин, нежданно-негаданно, в одночасье стал внештатным преподавателем кафедры тактики школы и начал вести ряд специальных дисциплин. Причем, без отрыва от личного обучения. Работы свалилось просто непочатый край, приходилось помимо преподавания и учебы работать над методической программой преподаваемых предметов и проводить обучающие семинары, на которые съезжались преподаватели из других учебных заведений. А еще гребаные митинги и прочие общественные мероприятия, на которые Лексу, так и норовили затащить.
- Воистину, инициатива сношает самого инициатора… – тоскливо пробормотал Лекса, еще раз глянул на часы и побрел в методический кабинет, где обустроил себе рабочее место. До поезда в Москву оставалось еще два часа и это время он собирался потратить опять на работу. Другого выхода просто не оставалось.
Сразу после первой удачи Алексей по инерции с пылом снова взялся за прогрессорство в области военной тактики, начал писать следующие работы: по батальонно-тактическим группам, конно-механизированным соединениям, о роли опорных пунктов в мобильной обороне и еще по целому ряду других тем. Словом, попытался передать весь свой немалый опыт современной войны.
Но, увы, сразу начал банально зашиваться – времени не хватало ни на что. Ни на отдых, ни на учебу, ни, в первую очередь, на семью. Бывший царский генерал Слащев, а ныне тоже преподаватель школы, заинтересовался Лешкиными работами, взялся помогать, но на практике, вся его помощь, по большей части, выражалась в откровенных издевках. Характер у Слащева оказался на удивление вздорный и мерзкий.
- Напиться, что ли? – горько усмехнулся Лешка. – Вот же напасть. На войне было легче. Ну да ладно, небось не сдохну…
Погоревал немного и принялся проверять конспекты, не забывая отмечать в своем блокнотике нерадивых курсантов. Как преподаватель, Лешка получился весьма вредным и придирчивым, за что уже успел удостоиться от курсантов прозвища Вредный Турок, хотя, в целом, со всеми вполне ладил.
Потянулось время, Лешка втянулся в работу и фоном размышлял над своей судьбой.
«Как-то все у меня быстро получается… – мрачно думал он. – За неполный год скакнул от помощника ездового, до командира эскадрона, орденоносца, преподавателя и автора работ, рекомендованных для внедрения во все военные заведения страны. А еще попутно умудрился решить вопрос с басмачеством в Туркестане и обзавестись женой. И детьми, чтобы их кобыла копытом поцеловала, малолетних головорезов. Вот уж попал, так попал. Впрочем, в прошлой жизни почти так же случилось, но там я быстро умер. Как говорят? Ярко жил, быстро сгорел? Вот-вот, как бы и сейчас, того… не сгореть, что более чем вероятно. Нынче сплошной либерализм, но пройдет еще десяток лет и головы полетят сплошным потоком. Никого не оправдываю, но почти на сто процентов уверен, что у большинства в репрессированной верхушки рыльце было не на шутку в пушку. Включили режим бога, почувствовали себя незаменимыми, расслабились, морально разложились, скрысились, положили болт на правила игры, потянули одеяло на себя не по чину – за что и получили сполна. Но дело в том, что крамолу начали выжигать по площадям – не только круги общения, но и всех причастных даже с очень слабой долей вероятности. Синдром херового работника тоже проявился во всей красе, как всегда у нас. Желающих выслужиться любой ценой, пусть за счет жизней других, всегда хватало. Угробили ненароком вместе с вредителем еще сотню невинных душ? Плевать! Не даром потом всех исполнителей тоже зачистили к херам собачим. Причем здесь я? Так вот, к примеру, обласкала меня практически вся военная верхушка страны, ручкались, наградами сыпали, вместе фотографировались, а потом, в один прекрасный момент, вдруг спросят у меня ответственные товарищи: а скажи, друг ситцевый, как так случилось, что практически все, кто подписывал твои наградные документы и представления на звания – враги народа? Может ты и сам матерая вражина? Не даром же они тебя продвигали? Аргумент? Еще какой, я бы сам насторожился. Вдобавок, под рукой у спрашивающих людишек будет папочка со всеми моими косяками. А косяков ой как немало, пусть не особо страшные, но все равно косяки. И как главный аргумент, дюжие, но тупые вертухаи, искренне ненавидящие всех, кто умнее и способней. Что делать? Что-что, признаваться в работе на разведку Гондураса и сдавать подельников. Потом тех, кто отбивал потроха, зачистят самих, а тебя оправдают, но тебе уже давно будет все равно. Весело? Обхохочешься. И как уцелеть, бог весть. Не высовываться не получится – уже высунулся…»