— Ну, как тебе? — спросил его я,
надев на голову это чудо промышленной кооперации. — Только не
говори, что плохо. Ты даже не представляешь, сколько мастеров над
ним трудилось, и сколько я за него отдал серебра.
— Это что… мне? — неверяще смотрел на
меня Калхас. — Я в таком буду твою волю нести, царь? Да я… да…
— Примерь, — снял я шлем и протянул
отполированное до блеска бронзовое зеркало, на время конфискованное
у жены. Ей оно пока ни к чему.
Калхас трясущимися руками нацепил
шлем на шишковатую башку, украшенную десятком волосинок, и
уставился в зеркало.
— Они все обделаются, государь, — с
чувством глубочайшего удовлетворения произнес он через несколько
минут.
Долго же он возился. Морской бог
свидетель, моя жена с примеркой нового платья справляется намного
быстрее.
— А нам только того и надо, — уверил
я его. — Так что, принимаешь мою службу?
— Принимаю, государь, — торжественно
ответил Калхас. — И клянусь, что службу твою буду править честно и
справедливо. Ничто от моих глаз не укроется.
— Пока будешь один, — сказал я ему. —
Потом понадобятся помощники.
— Из знати взять некого, — скривился
Калхас, который всех учеников школы помнил поименно.
— Так возьмем не из знати, — пожал я
плечами. — И всегда будем брать не из знати. Из самых бедных
возьмем. Из тех, кто не предаст того, кто его накормит. И
унаследовать эту службу будет нельзя. Только получить как награду
за праведную жизнь.
— Я вина выпью, государь, —
дрогнувшим голосом сказал Калхас и плеснул себе кубок. — Нехорошо
мне что-то. Небывалое дело ты затеял. Благородные на дыбы встанут.
Чтобы какой-то босяк эвпатрида с множеством знатных предков судил!
Да от начала веков не бывало такого.
— Эвпатридов, скорее всего, сам буду
судить, — тут мне пришлось урезать осетра. — Только сначала
определим, что такое знать. Сколько у нее должно быть земли и
скота, чтобы она знатью называлась. А то всякая горластая шваль
будет себя потомком бога Посейдона объявлять. А у меня на них всех
просто времени нет.
— Это дело, государь, — весело
оскалился Калхас. — Надо каждую семью записать, и их имена в камне
высечь. Тогда никто себя благородным не объявит.
— Так и поступим, — кивнул я. — На
столбе высечем у храма Посейдона. Столбовые будут, хм… Ты уходишь
сразу же, как только море откроется. Для начала Милос, Парос и
Наксос возьмешь. Получишь жезл, знак своей власти, а басилеев и
архонтов я предупрежу.