Год 2 от основания храма.
Месяц первый, Посейдеон. Январь 1174 года до н. э.
Арголида.
Измученное ахейское войско
пробиралось от острова к острову, нещадно грабя каждый из них. Оно
шло домой долго, слишком долго для такого небольшого пути. Ахейцы
уже не раз попадали в шторма, и их разбросало в стороны, заставив
многих царей пойти своей дорогой. Да так оно и лучше, ведь мелким
отрядам куда проще прокормиться, чем огромной орде, которая в
мгновение ока опустошает закрома небольшого острова. Полегче стало,
когда пришли на Эвбею. Во-первых, остров этот гигантский, и при том
весьма богатый, а во-вторых, это же царство предателя Паламеда,
пощипать которое сами боги велели. То, что Паламед был всего лишь
одним из басилеев Эвбеи, никого не остановило. Голод не тетка. Тут
остатки ахейского войска и провели несколько недель, нещадно грабя
население, отъедаясь после перенесенных лишений и чиня потрепанные
корабли. А потом разошлись кто куда. Цари соседней Фессалии поплыли
к себе, благо их земли — вот они, за узким проливом, Нестор и
басилеи Аркадии остались зимовать на Эвбее, опасаясь идти через
бурное море, а цари Арголиды двинули в родные края.
До чего тяжело сидеть на чужбине,
когда до дома рукой подать. Восточный берег Пелопоннеса — вот же
он, лишь Аттику обогнуть! И вроде близко, но надо идти медленно,
вытаскивая корабли на берег в тот самый момент, как только волна
становится слишком высокой. Упустил время, и все, налетевший шторм
швырнет тебя на острые скалы. Вот поэтому тот путь, что летом
занимает три-четыре дня, они проделали за две недели, то и дело
пережидая шторма, которые шлет Морской бог в это время года.
Агамемнон не спешил. Он дал отдых
измученным воинам, обогатил их новой добычей и все это время
собирал по крупицам те сведения, что приносили из непокорных Микен.
По всему выходило так, что мальчишка Эней не соврал. Двоюродный
братец Эгисф правит Микенами вместе с женой Клитемнестрой, его
дочери живут с ними, а сын Орест бежал и теперь находится
неизвестно где.
Прибытие в Навплион получилось
каким-то скомканным и до чрезвычайности неприятным. Старейшины
закрыли ворота и впустили своего царя только после клятвенного
обещания в противном случае взять город и перебить их тут всех как
бешеных собак. Купцы чего-то боялись. Они водили глазами по
сторонам, как будто украли что-то, и в сердце Агамемнона поселился
неприятный холодок. Звериным чутьем человека, который силой взял
трон, обильно политый кровью родни, он ощутил неладное и начал
рыть. Да, чутье его не подвело. Торговый люд спелся с тамкарами
Энея, перебравшимися на острова из разоренного Угарита, и теперь
они ведут хорошую торговлю, почти не опасаясь морского разбоя.
Микенцы везут на Сифнос расписные горшки, ткани и масло в
неслыханных ранее количествах, получая за это честное серебро и
товары со всех концов света. Тут и слоновая кость, и клыки речного
быка(1), и страусиные яйца, и медь с Кипра, и льняное полотно, и
магические скарабеи из Египта. И самое неприятное — многие из
купцов заказали себе новые печати, украшенные какими-то незнакомыми
письменами. Без таких печатей тамкары Сифноса сделки не проводили.
Именно эта, казалось бы, незначительная деталь, взбесила Агамемнона
больше всего. Он сам читать не умел, но то, что его собственные
купцы, поколениями служившие микенским царям, потеряли гордость и
стали подстраиваться под новые порядки, показалось ему даже более
унизительным, чем военное поражение. Впрочем, телеги для перевозки
добычи и ослов купцы выделили без разговоров. Да и попробовали бы
не выделить. Лучше им самим отвезти в Микены имущество царя, чем
если повозки и ослов заберут воины. Пойди-ка тогда, верни их
назад.
