В те минуты Жека остро ощутил, что никакой это не квест, не
игра. Здесь шла настоящая жизнь, кипящая в своём разнообразии, и он
попал в самую её гущу.
А темень — темень здесь стояла беспросветная. Сверху ещё так-сяк
просвечивало между деревьями небо, а где-то сбоку болталась луна,
но никакой свет в эти чащи совсем не пробивался. Впереди, на
дорожке, расплывчато маячил белый горошек Снежаниного платья, и
Жека брёл, защищая глаза от невидимых веток, и старался не потерять
эту чёртову парочку из виду. Комары жалили его голые руки и ноги
нещадно.
Вообще говоря, даже пребывая в теле щуплого пацанчика с
крохотной пиписькой, Жека Геннадия понимал. Было, было что-то в
этой бабёнке. А скорее даже и не в ней — оно было в окружающей
загульной атмосфере, в томном и сладком воздухе курортного юга.
Нет, Гена, судя по всему, порядочный семейный мужик, да и мораль в
те времена была куда как покрепче. И ехал он сюда, наверное, в
бетонной уверенности, что ни в какие курортные интрижки ввязываться
не станет. И мысли такой не допускал. А потом… Потом две или три
недели размывала, подтачивала его мораль атмосфера загульного юга.
Ещё и физиология подключилась: тяжело здоровому дяде в расцвете
лет, да без женской ласки. А тут они сами чуть ли не бросаются. Ну,
собственно, и вот. Подвернулась смазливая и сисястая деваха,
стрельнула глазами, и Гене захотелось её, горячо и неудержимо —
так, как хочется сожрать с голодухи беляш в неизвестной забегаловке
рядом с заправкой, наплевав на опасения и здравый смысл.
Да и чего такого, господи, подумал Жека. Ну и пусть бы. Куча
народа изменяет друг другу, и не обязательно для этого ехать на
курорты. Надо просто как-то вложить этому балбесу в голову, чтобы
обрубал тут всё, не оставлял контактов и не притащил домой никаких
улик.
А они отыскали каким-то чудом не занятую лавочку и расположились
там, хмельные и раскрепощённые. Сначала они всё бродили и бродили
вдоль моря, и Жека уныло таскался за ними тоже. Потом завернули в
кабак на какой-то не знакомой Жеке улице. «Да там же мест никогда
нет», — засомневался Гена, и его торговая подруга заверила: «Ха,
для нас будут». И для них действительно нашёлся маленький столик,
Жека увидел это в окно, и пока они там стукались бокалами, он
сбегал к телефону-автомату и наврал тёте Оле, что останется у Эдика
смотреть футбол — он помнил, что у того работал дециметровый канал,
а некоторые матчи показывали только на нём. Двухкопеечной монеты у
Жеки не оказалось, но потом память подсказала, что в щель телефона
можно сунуть и десятикопеечную: эта, беленькая, у него была.