— Товарищ старший лейтенант, — начал Нарыв, — мы недовольны тем,
как вы сегодня поступили. Верно, братцы?
Погранцы, все как один, загомонили:
— Верно!
— Да!
— Нельзя так с личным составом!
— Неуважительно это.
— Вот! — Нарыв помрачнел еще сильнее, — слышите, что парни
говорят? Неуважительно это. И мы не потерпим, чтоб с нами так
обходились. Пока что говорим вам это по-хорошему.
По-цивилизованному.
— И Сашку… Вернее старшего сержанта Селихова отпустите! —
выкрикнул Уткин.
— Точно! — поддакнул Малюга, — он все сделал, как надо!
— Ну!
— Да!
— Нечего его за просто так строить!
Я хмыкнул.
Отрадно было видеть, как погранцы в очередной раз сплотились
перед общей бедой. Все же Шамабад, граница закалили их. Дали
понять, что только вместе можно продержаться в этих суровых
местах.
— Вот значит как, — вздохнул Лазарев. — Значит что? Мятеж?
— Вы себя слышите? — Я встал к остальным пограничникам. — Вы
вообще понимаете, что вы творите? Видимо нет. Потому, раз не
понимаете, товарищ старший лейтенант, то коллектив вас сам научит,
как можно себя вести, а как нельзя.
Со всех сторон снова полетели одобрительные выкрики
погранцов.
Лазарев сидел с каменным лицом. Лишь слегка прищуренный взгляд
выдавал его эмоции. А вот Вакулин держался иначе. Я заметил, как
он, сидящий в тени, едва заметно улыбается.
И улыбка его тоже оказалась странной. Не было в ней ни
злорадства, ни нахальства. Только какая-то странная
удовлетворенность. Будто бы даже гордость.
«Гордость за кого? За нас?» — подумал я, нахмурившись.
Что-то во всем этом было не так: «заговорщики» сержанты,
странное поведение начальника, слишком нахальное даже для
«гаденькой мести», о которой я подумал сначала. А теперь еще и эта
улыбка Вакулина.
На Шамабаде что-то происходило. И я должен узнать что именно, и
насколько это опасно для нас.
— И как же личный состав меня «научит»? — хмыкнул Лазарев.
Я уже хотел было ему ответить, но не успел. Все потому, что
из-за своего стола резко поднялся зам по бою Ковалев.
— Так все, — сказал он при этом, — это уже превращается в
какой-то дурдом.
Лазарев, скрипнув стулом, обернулся к замбою. Глянул на него и
Вакулин.
— Извините, товарищ старший сержант, но это уже переходит все
границы, — сказал Ковалев.
А потом вдруг, в абсолютной тишине, что повисла в кабинете,
прошагал к нам и встал рядом с пограничниками.