–
Да, конечно, – вежливо кивнул я.
–
Что конечно? – дрожащим голосом переспросил Модест Фёдорович и
посмотрел на меня, как на предателя. А Адияков, наоборот,
торжествующе поджал губы.
–
Конечно, я буду менять фамилию, – спокойно сказал я, – как раз до
отъезда должен успеть.
Павел Григорьевич с видом победителя злорадно
посмотрел на Модества Фёдоровича. Тот побагровел. Надежда Петровна
побледнела ещё больше. Дуся сидела тихо-тихо, как мышка и боялась
даже вдохнуть.
–
Вот это правильно! – радостным бизоном взревел Павел Григорьевич, –
будешь теперь Муля Адияков!
–
Нет, я не буду Адияковым, – ответил я.
– В
каком смысле не будешь? – не понял Павел Григорьевич. – Ты о
чём?
–
Чем тебе вдруг разонравилась фамилия Бубнов? – со своей стороны
возмутился Модест Фёдорович, – всю жизнь был Бубнов, а теперь не
пойми что! Что люди про тебя скажут, Муля?!
Я
обвёл взглядом присутствующих, дождался, когда эмоции чуть поутихли
и ответил:
– Я
беру фамилию – Шушин!
Тихо ахнула Надежда Петровна, икнула Дуся.
Изумлённо вытаращился Модест Фёдорович. А Адияков вдруг
рассмеялся:
–
Каков шельмец! Прям настоящий Адияков! Наша кровь!
–
Муля, объясни, – слабым голосом потребовала Надежда Петровна и
промокнула слезинку надушенным кружевным платочком.
Дрожащими руками Дуся торопливо отсчитывала
капли в стакан с водой. В комнате остро запахло
валерьянкой.
– А
что тут говорить, – пожал плечами я, – раз вы начали борьбу за мою
фамилию, то мне больше ничего не остаётся. Если возьму фамилию
Адияков – обижу человека, который меня вырастил. Если оставлю
фамилию Бубнов – обижу человека, который дал мне жизнь. Ни один из
вас этого не заслуживает.
–
Но почему ты взял фамилию деда? – озвучила за всех общий вопрос
Дуся и протянула стакан с валерьянкой Надежде Петровне.
– У
деда две дочери, – пожал плечами я, – насколько я знаю, тётя Лиза
замуж не вышла…
–
Вышла! – выпалила Мулина мать и покраснела. Она торопливо хлопнула
стакан залпом и аж задохнулась от ядрёного лекарства.
–
Даже если и вышла, то детей у неё нет, – ответил я.
–
Всё так, – согласилась Надежда Петровна, пытаясь отдышаться. Дуся
протянула ей чашку с чаем – запить.
– А
моя мама сейчас Адиякова, – сказал я.
Надежда Петровна опять покраснела и с вызовом
посмотрела на Модеста Фёдоровича. Тот ничего не сказал. Молча
сидел, опустив голову и барабанил пальцами по
столешнице.