Чеканки прилипали к пальцам. Ивка
поднимала над столом руку. Чеканки не падали, держались крепко,
будто приклеенные. Над ними плыл розовый дым. Едва ощутимо пахло
хвоей. Во рту стоял горький привкус полыни.
С чеканками было жалко
расставаться.
Несколько раз Ивка выходила на
площадь перед ратушей, там, справа от входа, негласно было выделено
место, где собирались Данницы и те, кому был нужен их спасительный
товар.
Вблизи от города находился санаториум
хворых черной лихорадкой, от которой больше умирали, чем
вылечивались.
Там под присмотром врачевателей
больные принимали ванны из подогретой морской воды, лежали в чанах
с жирными грязями, глотали вытяжки из морских водорослей и настойки
местных горных трав.
Больные бывали в городе. Иногда их
можно было отличить от здоровых людей лишь по частому сухому кашлю,
но иногда попадались на глаза те, на ком черная лихорадка ставила
глубокую печать. Изможденные, с блестящими глазами, с обтянутыми
сухой, желтоватой кожей худыми лицами. Эти постоянно носили с собой
склянки для темной, с красными прожилками мокроты, исторгаемой их
больными легкими. Таких старались обходить стороной.
Ивка часами просиживала на скамейке у
ратуши, но к ней никто не подходил. То ли не было у больных таких
денег, то ли теплилась еще надежда на выздоровление.
В конце концов Ивка вовсе перестала
выбираться на площадь. Чеканки можно было продать и в другом месте.
Не клин же сошелся на этом приморском тихом городе.
– Э! – забарабанили вдруг в
дверь.
Ивка осторожно выглянула в окно. Один
из каменщиков бригады, которых она кормила, упорно стучал кулаком
по тонким доскам.
– Пу-усти, – пьяно бубнил он, –
пу-усти, зараза.
– Уходи, – сердито закричала из-за
двери Ивка. – Уходи. Я заклятие призову.
– Не уйду, – упрямился мужик. – Ты
сладкая. Тебе без меня ску-учно. Пусти, справим удовольствие.
Ивка вздохнула, дотронулась на всякий
случай до оберега, забралась с ногами на кровать и стала ждать,
когда пьяный каменщик уберется.
Будь здесь Ма Оница, она бы знала,
что дураку ответить, а то и ушат помоев вылила бы на его голову. Ма
Оница была остра на язык и скора на расправу.
Вдруг невыносимо захотелось оказаться
дома, в окружении знакомых запахов и звуков. Расцеловать Ма, обнять
Па, прижать к груди лохматую голову Верики. Что говорить, Ивка
порядком соскучилась. Но путешествия прерывать не собиралась и не
торопила дни, оставшиеся до возвращения. Сколько еще оставалось в
мире удивительного, не увиденного ею.