Мих вздохнул. Объяснять контезу про
двухмесячный курс антибиотиков было бесполезно.
Неделю Мих не отходил от постели
Родко. Поил соком алоэ, смешанным с медом, ставил на грудь ледяные
компрессы и просто развлекал, рассказывая сказки. Те, что помнил с
детства. Про ковер-самолет, Змея Горыныча, Василису Премудрую,
старика Хоттабыча.
На седьмой день Родко проснулся
неожиданно бодрым и повеселевшим.
В несчастных глазах госпожи Соны
появилась надежда. Но Мих хорошо понимал, что происходит. Перед
агонией организм больного пускал в бой последние резервы. Такое
улучшение наступало обычно на день. А ночью или рано утром человек
умирал.
Госпожа Сона и Контез цвели улыбками,
и у Миха не хватило духа сказать им правду. Да и не стоило, честно
говоря.
Мих чувствовал себя уставшим и
опустошенным. Выпотрошенным, как лежащая на кухонном столе индюшка.
Уставшим от бессилия, от стоящего в воздухе густого запаха крови,
от строгого, все понимающего взгляда Родко. Он малодушно оставил на
некоторое время лихорадочно-возбужденного мальчика в окружении
родителей и отправился к морю. Ничто так не успокаивает, как
бесконечно бьющаяся о скалы волна в оборках белой пены.
Мих поднялся по узкой горной тропе на
один из утесов. Солнце вот-вот должно было скрыться за горизонтом.
Небо цвело нежно-алым цветом девичьего румянца. На краю утеса
сидела спиной к нему молодая женщина, бездумно бросала в воду
мелкие голыши. Крепкая шея, пшеничного цвета коса до плеча, длинные
руки с широкими запястьями показались чем-то знакомыми.
Ивка? – cильнее забилось сердце.
– Ивка, – еще не веря в удачу, позвал
Мих.
Девушка обернулась. Радостная улыбка
осветила круглое лицо. Она немного располнела с предыдущей их
встречи. Округлился живот под фартуком, округлились щеки.
– Рада тебя видеть, Мих!
– Я тоже страшно рад. Но сейчас не до
этого. У тебя еще есть чеканки?
– Как раз сейчас думаю о том, куда
пристроить оставшиеся.
– Больше не думай. Идем со мной. У
тебя уже есть покупатель.
Они успели вовремя.
Родко, растеряв последние силы,
задыхаясь, лежал в подушках. Рубашка была в красных пятнах. Увидев
лекаря, он приподнялся, хотел что-то сказать, но тут из горла
хлынула кровь.
Закричала госпожа Сона, отшатнулся
назад контез.
– Скорее, – Мих подтолкнул Ивку к
кровати.
Девушка торопливо достала чеканку,
приложила к прозрачной детской руке. Чеканка начала погружаться в
плоть. Лекарю показалось на мгновение, что Ивкина рука тоже
растворяется, плавится вместе с причудливо вырезанными серебряными
краями.