С родом Шуйских-то все понятно. Они единственные, кого поимеют
за попытку сменить династию. И не за саму попытку, а за
предательство родичей по камню. И император, и глава клана Алмаз
наверняка были в ярости. Сегодня род голосует не вместе с
родственниками, завтра секретами камня торговать начнет. В мое
время их бы уже вырезали под корень, за такие моральные кульбиты.
Но и сейчас, полагаю, от наказания они не уйдут. Никто не любит
предателей. Одно дело, грызня между кланами. Она всегда была и
будет. И совсем другое — предать родственников. Я так-то человек
незлобивый, но в мое время за такое «кровавого орла» мерзавцам
взрезали. И правильно делали.
Ладно. Меня это все не касается напрямую. Новости и впрямь
позитивные, если на короткой дистанции смотреть. А если на длинной,
то давно уже понятно, подгнило что-то в нашем Ожерелье. И пока эту
гниль не вычистить, разложение продолжится. И действовать жестоко,
как встарь, сейчас нельзя. Публичные казни и телесные наказания уже
не в тренде. Да и не всегда такое и «какраньши» помогало, будем
честны.
***
— Ну что? Заводим? — Иван, все так же покрытый с ног до головы
солидолом, по-хозяйски осматривал скелет «Гиппопотама», выкаченный
из ангара.
— Давай. Силе помолясь. Полезли. — Ответил я. — Ефим Алексеевич,
— обратился я к Черепанову, — Профессионалы и начальство — вперед.
Вторую лестницу наш кулибин не починил.
Черепанов хмуро зыркнул на меня и пополз по металлической
лестнице в кабину, которой вернули бронирование. Не нравится ему
мой юмор. Он, кажется, думает, что я над ним посмеиваюсь. И зря. Я
нашего инструктора вполне уважаю, как профессионала в своем деле. А
ерничаю по привычке.
— Вань, ты последний, как самый скользкий. — Заявил я Ване. —
После тебя ступени станут непроходимыми.
— Ты бы сам часами покопался внутре такой дуры, твоя светлость,
я бы на тебя поглядел тогда.
— Факты говорят. Ты сам-то, кстати, не знаю, перчатки и ботинки
переодень. Реально сорвешься и шею себе сломаешь. А инструктору
потом отписки писать.
— Злыдня ты, Олег Витальевич. Че я с тобой связался. Сидел бы
дома щас…
— Ага. Конечно. Торчал бы в мастерской своей, машины богатеям
перелицовывал. Но за гораздо меньшие деньги.
— Эт правда. Единственное, что в тебе есть хорошего, это твой
кошелек.
— Эй! И еще мои прекрасные глаза! — Я вытаращил обозначенные
органы зрения в сторону Ивана. Мы оба одновременно заржали.