Краем сознания пролетело удовлетворение, что Фома, молчаливый
ювелир или, по-здешнему, златокузнец, успел сдать часть заказа
позавчера. Там были и пинцеты, и ранорасширители, и скальпели, и
даже условно-убогое подобие троакара.*
* Троакар - хирургический инструмент, предназначенный для
проникновения в полости человеческого организма через покровные
ткани с сохранением их герметичности в ходе манипуляций.
Они со Свеном, кузнецом с Севера, что уже с десяток лет жил и
работал в Киеве, отойдя от молодецких удалых подвигов, на
«получении тех.задания» слушали внимательно, и вопросы задавали
исключительно по делу. Это Свен выковал те самые иглы, какими мне
довелось шить пятерых выживших на насаде. Из которых теперь
осталось трое, и, увы, вряд ли надолго. Оба коваля наслушались от
жён и соседей историй про то, как Чародей воскрешал мёртвых. Оба в
слезах смотрели на чёрно-синие тучи в причудливых росчерках молний
над Днепровским берегом. И денег за работу брать отказались тоже
оба, хором. А ещё их роднили в прямом смысле жёны – родные сёстры,
шустрые черноглазые бабы, переспорить или переговорить которых на
торгу давно не брался никто из местных. Этот удачный семейный
подряд подвернулся с подачи Домны – я услышал, как она орала на
незнакомого тогда мне Свена:
— Да нешто тяжело так сделать ушки у иголок ещё меньше?
Князь-батюшка мне даром что в морду их не швырнул! — верещала она с
крыльца на хмурого кузнеца. То ли торговаться надумала, то ли
бесплатно оптимизировать «пилотный образец».
— Да куда ж меньше, Домна! — гудел Свен. Видимо, он, как и
большинство знакомых мне здоровенных мужиков, что легко гнули ломы
и подковы, пасовал перед напористыми бабами. А тут попалась именно
такая.
— Да пойми ты, пень полуночный, князь-батюшка ими не дерюгу
штопает, не сапоги тачает! Живых людей от неминучей гибели спасает!
Слыхал, поди? — наседала зав.столовой.
— Так то весь город слыхал, об одном том и разговоров, что на
торгу, что по корчмам, — согласно вздохнул здоровяк в прожжённом
кожаном фартуке.
— Ну так чего ты кобенишься, бесова душа?! Перекуй иголки!
— Да не смогу я мельче сделать! Ты пальцы мои видала?! — он
показал ладони, на каждой из которых можно, пожалуй, детей было
качать, как в люльках. Лет до двух точно. — Орёт она на меня, как
голодная чайка!