От обращения «товарищ» старый еврей
вздрогнул. Верно, не меньше чем от нацистского окрика «юден!»
До поезда мы слонялись два часа. С
первого взгляда заметно, как наша кучка здорово отличается от
европейской публики. Мелкие, молодые, комиссар ростом под метр
семьдесят пять смотрится старшим братом. На всех одинаковые
мешковатые костюмы тусклого тёмно-коричневого цвета из очень
плотной ткани, оттого в тёплую сентябрьскую погоду подмышки
влажные, их запах конкурирует с «Шипром». А удивлённые взгляды!
Парням объяснили, что на вокзалах и по пути они будут созерцать
исключительно капиталистов, эксплуататоров угнетаемого рабочего
класса, к которому мы летим на выручку. Но горстка буржуев что-то
уж слишком велика. Встреченные труженики, как-то продавщица цветов,
чистильщик обуви, носильщики, официантки в закусочных и прочие
пролетарии одеты хорошо, упитанны, поголовно в кожаных ботинках и
туфлях. А главное – нет ни следа неуверенности в завтрашнем дне,
так рекламируемой газетами Советского Союза. Наоборот, спокойные,
даже какие-то вальяжные. Та же официантка, сними она передник,
сольётся с толпой буржуа, вряд ли особо выделяясь.
И тут ядовитой змеёй проскальзывает
меж идеологических редутов страшная до колик мысль: а вдруг и
другие в толпе у Варшавского вокзала – не буржуазия? Неужели и
эксплуатируемые классы тоже прилично живут? Следовательно, не всё,
написанное в «Правде», и есть святая правда… Мир, основанный на
незыблемых истинах марксизма, рушится на глазах!
Здесь у парней включилась внутренняя
цензура, они только таращились на расфуфыренных паненок, господ в
жилетках и нарядных ярких детей. Не комментируя вслух. Потом купили
мороженное, с непривычки посадив белые плямы на коричневую
пиджачную шерсть. Эх, ребята! Вам бы снова в галифе и гимнастёрку.
Буржуйский прикид только в тягость.
Берлин вообще вогнал моих спутников в
ступор, включая Ванятку. Истерзанная Версальским договором,
ограбленная империалистами страна, где трудовой народ продолжают
насиловать внутренние капиталисты, поразила чистотой, порядком,
изобилием машин и товаров в витринах. У вокзала, не в центре!
Признаюсь, и я смотрел на европейские
столицы обалдевшим взглядом. Когда мои легионеры гоняли аборигенов
вдоль Иордана, здесь шумели дубравы. А Иерусалим библейских времён
меньше Бобруйска.