Вынужденная мера, так как пока я не мог всё перевезти с
собой.
Неожиданно дверь распахнулась, и мне на шею бросилось что-то
приятное, мягкое, рыжее. Сперва чуть было не сработали одни
рефлексы, когда я дёрнулся перехватывать девичью руку, чтобы
провести болевой приём. А потом проснулись другие инстинкты.
Хотелось… Да чего уж там самого себя обманывать? Даже очень
захотелось. Но я нашёл в себе силы, взял девушку за плечи и чуток
от себя отодвинул. Не пожелай я полюбоваться, насколько хороша
лицом барышня, то не получилось бы разлепить объятия.
Хороша. Вот ей-богу, хороша! Даже со всеми скидками, что моему
организму почти и не важно, кого этого…
— Я рада, что ты есть! — с акцентом сказала девушка.
— Я есть, не могу не есть! — отшутился я, увидел сморщенный
лобик девушки, что пыталась проникнуться моими словами, усмехнулся
и добавил: — Говори на немецком!
— Ты же на мне женишься, как обещал? Ты же для этого вернулся? —
спросила девица, а я чуть было не поперхнулся.
Красавица, да ведь я вас не знаю совсем.
— Нет. Жениться на тебе я не предполагал никогда, — мне стало
жалко девушку, но лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
Видно, бравый гвардеец решил обещать всё, что угодно, лишь бы
только заполучить себе в награду такое прекрасное женское тело. Но
теперь перед нею — новый Норов.
Она была слегка полновата, между тем, по местным меркам могла
считаться даже худышкой. Милое девичье личико, кудрявые рыжие
волосы, сопутствующие женской красоте выпуклости. Такая дамочка не
может не нравиться. И недаром даже барон знаком с Мартой, вот
только благосклонности её не добился.
Выходило, что она своего рода достопримечательность, на которой
обламывают свои зубки самые похотливые зверьки Петербурга. А я как
раз-таки тот зверёк, который раскусил этот орешек. Но что мне со
всем этим делать? Нет, одна мысль всё никак не покидала мою голову,
признаться, только именно эту часть тела…
— Ну же, чего плачешь? — сказал я, приобнимая девушку за плечи.
— Теперь я буду с тобой предельно честным. Ты очень красивая, даже
слишком красивая. И что сказано, что сделано, уже не вернёшь.
— Я готова быть для тебя той, какой назначишь. Хочешь, хоть в
крепостные пойду к тебе? — всхлипывая, дрожащими губами говорила
девушка.
— Не надо. Просто давай жить! — говорил я, а внутренний зверёк
превращался в зверя, начиная ожесточённую борьбу с моей совестью и
моралью.