И в этих словах было немало намёков, которые умный человек
должен услышать.
Во-первых, дабы не повелевать мной, а просить меня. Во-вторых, я
оставлял за собой решение: будет ли то, о чём попросит Елизавета
Петровна, благом для Отечества.
— На сём условились. Но что же в той записке? — сказала
Елизавета Петровна, выражая этим всеобщее недоумение.
— Сущая безделица, государыня, не достойная ваших царственных
ушек, — отвечал я.
— Экий наглец! — явно с восхищением сказала Елизавета.
— Извольте сообщить, что быть в записка! — уже громко потребовал
Лесток.
— Господин… МЕДИКУС, не истинно ли, что в этой комнате есть
царевна? И что она скажет, то я исполню! — сказал я и бросил
злобный взгляд на Лестока.
Француз посмотрел на Елизавету. А она, как мне казалось,
наслаждалась ситуацией. Мальчики спорят из-за девочки. Ещё и
подерутся сейчас. Какой ужас, наконец-то, продолжайте! Наверное,
что похожее должно твориться в этой рыжеватой головке.
— Нет, не сообщайте, господин Норов. И вовсе не было никакой
записки. Или была, но амурного содержания. А истинный кавалер ни в
коем разе не выдаст тайны любви! — и таким голосом это было
сказано, словно Лиза уже обнаженная, готовая… шептала мне это на
ухо.
Случилась пауза, и мы смотрели в глаза друг другу. Но… я
улыбнулся и отвернулся. На тебе! Знай наших! А еще… томись в
неизвестности, думай обо мне, почему же, да натвердо ли
отказал.
— И под вашим началом, господин Норов, есть измайловские
гвардейцы? Вы же измайловец? Что-то припоминаю, довелось услышать о
вас, — с задумчивым видом спрашивал Бестужев-Рюмин, возвращая
разговор в нужное русло.
— Капитан Измайловского полка Александр Лукич Норов! — не без
гордости отрекомендовался я.
— Стало быть, рота Измайловского полка наличиствует, —
недвусмысленно намекал всё тот же Бестужев, ещё больше теперь
походивший своим видом на мудреца.
Салага! Сколько ему? Пятьдесят? Меньше даже. Правнук мне, а все
туда же… Мудрствует! Я не стал подтверждать то, что уже очевидно.
Капитан гвардии, если это только не церемониальное назначение,
должен иметь под своим началом роту солдат.
Понятно было и другое — что нынче в мыслях Бестужева-Рюмина.
Судя по реакции на его слова и у остальных, страхи перед моим
проявлением сменились радостью от удачи. Наверняка у заговорщиков
есть свои люди и в Преображенском полку, и в Семёновском, а вот
измайловцы должны стоять им словно кость в горле. Они — «свежие»
гвардейцы, в основном, из малороссов, ну и курляндских немцев, в
меньшей степени — кого-то русского. Даже я, как выясняется,
происхождением не совсем русский. А вот тут стоп! Русский я, и
точка!