Сердце его в груди зашлось от страха. Разжал он руку и отбросил глыбу в сторону. Ещё раз перекрестился, а сам бросился бегом к дому. Быстро Тур добрался до знакомой калитки. Широко распахнув её, он ворвался внутрь, но, лишь войдя в истопленный родителями дом, выдохнул.
Уже забравшись на полати, Тур услышал протяжный вой, заставивший волосы на его затылке зашевелиться. С головой укутался Тур в одеяло, не в силах больше слышать этот раздирающий душу звук. То выла собака бабки Лепы, и выла она так, словно кого-то оплакивала…
5. Глава 4
Рождественское утро выдалось морозным и ясным, и оттого громкий колокольный звон, возвещавший о начале службы, было слышно аж за версту. Народ, накинув, кто шубку потеплее, кто тулуп, потянулся к церквушке, примостившейся на пригорке в самом центре Тихой вьялицы, и вскоре внутри было не протолкнуться.
Отец Тихомир, тощий и высокий мужичонка, в тёмной рясе, достававшей подолом до самого дощатого пола, читал перед собравшимися проповеди нараспев. Службу его редко кто в деревне пропускал, разве что по болезни только, ведь отец Тихомир для каждого мог найти нужное и доброе слово, как и положено хорошему священнослужителю.
В церкви пахло ладаном, повсюду горели и плавились свечи.
Кузнец Никита, стоявший во время службы у дальней стены, ощущал внутренний покой и умиротворение, что непременно снисходили на него, стоило только ему оказаться в стенах церкви. Он слушал речи отца Тихомира, чуть склонив голову, и неведомо ему было, что его широкоплечую фигуру уже длительное время разглядывала Настасья. Она тоже находилась здесь, в церкви, переминаясь с ноги на ногу рядом с отцом и матерью. Девичий взгляд был цепким и пристальным, и любой, кто в эту минуту взглянул бы на Настасью, сразу бы догадался, что мысли её далеки от проповедей и то, о чём там вещает тощий поп, её совершенно не интересует.
Как только служба подошла к концу, перекрестился народ да потянулся кто к отцу Тихомиру, чтобы перекинуться с ним парой слов, а кто и на выход. Улица встретила последних трескучим морозцем и небольшим снегопадом, который шёл всю ночь и к утру так и не прекратился.
Настасья с родными спустилась вниз по деревянным, запорошенным снегом ступеням и глубоко вдохнула, оказавшись на свежем воздухе. От запаха ладана у неё разболелась голова, да и проповеди отца Тихомира она, если честно, не больно-то и любила. Но приходилось их посещать, иначе разговоров опосля не оберёшься. А Настасья не хотела, чтобы деревенские о ней судачили, как о Леське, дочке Всеволода, которая в церкви отродясь не бывала. Хотя порой Настасья даже завидовала ей, но в жизни бы не созналась в том.