Люди попрятались по домам, выбираясь наружу только за дровами.
Улицы Доусона, обычно бурлящие, опустели. В салуне «Северный
Мамонт» мы закрыли кухню – запасы продовольствия таяли на глазах,
приходилось экономить каждый кусок. Наливали только виски и остатки
пива, что чудом не замерзло в бочках. Команда салуна и я, сидели на
жестком пайке, добивая остатки осенних запасов – вяленого мяса,
рыбы, бобов. Призрак голода, что маячил где-то на горизонте осенью,
теперь зловеще замаячил прямо на пороге. Особенно тяжело было с
теми тысячами чечако, что прибыли перед новым годом без запасов –
их пришлось размещать в бараках, кормить за счет города, а это было
неподъемной ношей.
Зато, несмотря на мороз и надвигающийся голод, в Доусон пришла
цивилизация. Из Сороковой Мили проложили телеграфную линию. Первое
время я и Артур не вылезали из почтовой станции – небольшого сруба,
где теперь стоял аппарат, мирно выстукивая свою азбуку Морзе. Мы
переписывались с Марго, узнавали последние новости из Портленда, из
большого мира. Делились юконскими событиями - хвастали
золотодобычей, рассказывали о строительстве, о порядке, что
пытались поддерживать. Состоялась загонная охота на волков, что
подходили вплотную к городу и прииску, несколько матчей по хоккею с
шайбой на расчищенном льду Юкона – эти спортивные баталии, хоть и
жесткие, здорово помогали снять напряжение и давали людям отдушину
в этой ледяной тюрьме.
Вслед за телеграфом в город пришли банки. Я получил телеграмму
из Оттавы с уведомлением о приезде двух представителей. Серьезные
люди. Из самых больших финансовых домов мира. Морганы и Ротшильды.
Они решили, что пора застолбить место в золотой столице Севера -
так теперь называли Доусон в газетах и журналах.
Прибыли они, как и положено, на упряжках – комфортабельных, с
закрытыми санями, которые тянули лучшие собаки. Прибыли под
охраной, в сопровождении нескольких десятков человек. Со своим
продовольствием, телеграфным аппаратом. Причем приехали в самом
начале марта, когда мороз был особенно лютым.
Я встретил их в новом здании мэрии – большом двухэтажном здании,
который мы успели построить из сосны и лиственницы. Оно стояло на
центральной площади, напротив моего салуна, и было символом того
самого порядка и законности, что я пытался установить в этом
хаосе.