Земля ушла у меня из-под ног. Не фигурально – стены салуна
буквально содрогнулись от рева, вырвавшегося из глоток сотен людей.
Комиссар Огилви только что произнес это слово, и оно стало молотом,
обрушившимся на все наши надежды, на все, что мы построили. Прииск
на ручье Эльдорадо – закрыт. До дальнейшего уведомления. Это
означало одно – никакой добычи. Никакого золота. Хаос.
Мой мозг лихорадочно пытался переварить услышанное.
Гуггенхаймеры и Уоррен Беникс. Вот он, их ход. Чиновничий удар ниже
пояса. Они не смогли меня купить, не смогли запугать – они просто
решили все через Огилви.
Я видел лица старателей – лица людей, которым только что
сказали, что у них отнимают мечту, шанс на жизнь, на богатство.
Лица исказились от гнева, отчаяния, ярости.
– Какого хрена?! – заорал кто-то.
– Наше золото! Наше право!
– Откройте прииск!
– Это беззаконие!
Толпа загудела, задвигалась. Столики опрокидывались, стулья
летели. Напряжение нарастало с каждой секундой. Сержант Фицджеральд
расстегнул кобуру с Кольтом. Полицейских было всего несколько
человек – горстка красных мундиров в море разъяренных людей.
Сержант кричал, размахивал руками, его констебли выставили вперед
руки, но их было слишком мало. Их просто снесут.
Я стоял, как вкопанный, наблюдая эту сцену. Сейчас начнется
бойня. Если пострадает хоть один полицейский… Прииску точно конец.
Паника подкатила к горлу, но я тут же загнал ее обратно. Нет
времени на нее. Это мой город. Это мои люди. Я должен что-то
сделать.
– Назад! – крикнул я, делая шаг вперед. Голос, хриплый от
напряжения, прозвучал не слишком громко. Меня не услышали.
Толпа напирала, словно прибой.
Я сделал еще шаг. Достал Кольт из кобуры, выстрелил в
потолок.
– Назад! – крикнул я снова, на этот раз изо всех сил. – Стоять!
Всем стоять!
Мой выстрел и голос, усиленный отчаянием и решимостью, остановил
людей. Толпа замерла.
– Я знаю, что вы чувствуете! Вы выбрали меня вашим мэром. И я
клянусь! Клянусь, что во всем этом разберусь!
Напряжение чуть спало. Люди перестали напирать на полицейских.
Но их взгляды… Они были полны недоверия, вопросов. И надежды.
Хрупкой, отчаянной надежды.
– Сейчас – никакого насилия! – крикнул я. – Никаких драк!
Никакого беззакония! Идите по домам! Я все выясню. Слово мэра.
Толпа гудела, переговаривалась. Они не расходились, но и не
наступали.