Если все же допустить, что дед не сумасшедший, а я не лошара,
которого сейчас разводят, то... Твою ж мать. Только я, наверное,
мог оказаться в подобной ситуации. Перенестись в прошлое и попасть
в тело графского сына, которого принимают за идиота. А именно об
этом и говорят упомянутые Захаром "странности" и те взгляды,
которыми на меня смотрят остальные участники спектакля.
Кстати, мой оппонент сразу ведь говорил что-то подобное. Мол,
чудаковатость моя всем известна. И еще, получается, он меня узнал.
Дуэль предложил, даже при том, что видок сейчас у "графского сына"
– просто жесть. Как голодранец выгляжу. Но мужик с усиками сразу
понял, кто перед ним.
– Ой, барин, не молчите! Петр Алексеевич, скажите хоть
что-нибудь... – Выдал вместе с очередным стоном Захар, а потом,
наконец, замолчал. По-моему, он просто задолбался выть. Устал,
бедолага.
– Замысловатого нраву... говоришь? – осторожно уточнил я,
пытаясь нащупать почву. – А можно поподробнее? А то я после… э-э-э…
вчерашнего… несколько не в себе. Голова немного… не варит.
Захар посмотрел на меня с выражением глубочайшего сочувствия,
смешанным с привычной многолетней тоской и смирением перед барскими
странностями.
– Да уж известно, батюшка, как вы… заумничать любите, да
прожектами разными увлекаться. Всегда вы у нас были склонны к
размышлениям глубоким, да книгам ученым, не по возрасту серьезным.
Оттого вас и в свете не больно-то жалуют, почитают занудным и
странным. Бывает, как начнете про тактику военную аль про политику
аглицкую рассуждать, да с цитатами из древних философов, так все
вокруг и разбегаются, кто куда. Даже здесь, в полку…
Он опять осекся, покосившись на гусар, которые уже не скрывали
своего любопытства и откровенно перешептывались, кидая в мою
сторону насмешливые взгляды.
– Так, понятно, – протянул я, стараясь сохранить невозмутимый
вид.
Хотя, между прочим, ни черта понятно мне не было. Вернее, насчет
Петра Алексеевича все ясно. Зануда, который всех бесит, вот он кто.
Непонятно, как мне с этим быть дальше.
Захар снова тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что мои
вопросы – очередное проявление той самой «заумности» и
«странностей».
– Вы, батюшка, уж больно поучать любите, а люди этого не терпят,
– философски изрек он, качая головой. – А в гусары-то как рвались!
Мечтали, значит, о славе военной, о доблести ратной. А вышло… – он
снова замялся, видимо, подбирая слова, чтобы не слишком сильно
обидеть «барина», затем, понизил голос еще больше, продолжил, –
…вышло, что и тут ваш характер… не ко двору пришелся. Даже среди
однополчан, почитай, друзей не нажили. Все больше поучаете
всех…