«Чёрт! — пронеслось в моей голове. — Если эта кляча сейчас
затопчет генерала, мои усилия пропадут зря! Я тут ему такое
представление устроил, и какая-то сраная лошадь все испортит? Не
бывать этому! "
Героизм? Нет. Чистый инстинкт самосохранения.
Я ударил Грома пятками в бока и рванул наперерез. Мой мозг не
успел отдать приказ — тело снова сработало на инстинктах. Гром,
почувствовав мою волю, летел стрелой. Я поравнялся с несущимся
конём, перегнулся в седле так низко, что чуть не выпал, и вцепился
в болтающиеся поводья.
Рывок был настолько сильным, что едва не вывихнул мне плечо.
Несколько мучительно долгих секунд я боролся с обезумевшим
животным, которое тащило меня за собой.
Наконец, с помощью Грома, который грамотно его теснил, я сумел
замедлить бег коня и остановить взбесившуюся скотину буквально в
нескольких шагах от окаменевшего генерала. Кстати, он тоже странный
товарищ. Мог бы отбежать или отскочить. Черт его знает. Нет. Замер
истуканом и пялился на приближающуюся угрозу.
Наступила гробовая тишина, а затем всё пришло в движение.
Несколько человек бросились к упавшему адъютанту, кто-то подхватил
взмыленную лошадь под узды. Ржевский и его приятели, устроившие
салют, стояли с мертвенно-бледными лицами, осознав, что могло
сейчас произойти.
Генерал Уваров медленно подошёл ко мне. Он посмотрел на меня,
потом на дрожащего коня, и на его лице впервые за весь день
отразилось нечто вроде удивления.
— Ваше мастерство верховой езды достойны восхищения, корнет, —
произнёс он ровным, но веским голосом. — Вы сегодня спасли не
только мою жизнь, но и честь всего полка. Я этого не забуду.
Я лишь кивнул, не в силах вымолвить ни слова. У меня пошел самый
натуральный отходняк. Внутри начала бить дрожь и стоило больших
усилий не выпустить ее наружу. Просто... Я совершил нечто такое, на
что в здравом уме никогда не подписался бы. А тут – словно чувство
самосохранения напрочь отключилось. Вообще. А теперь включилось
обратно и орало в башке благим матом:"Олег, ты что творишь?! Мы уже
один раз сдохли! Хочешь опять?!"
Краем глаза я видел лицо Орлова, стоявшего поодаль. И вдруг на
долю секунды заметил кое-что важное. На физиономии поручика вдруг
мелькнула настолько лютая ненависть, что мне стало не по себе.
Такое чувство, будто Орлов был непрочь, чтоб лошадь к чертям
собачьим затоптала целого генерала, лишь бы она попутно угробила и
меня.