Я ощупал свою грудь. Она напоминала стиральную доску. Очень
грустную, невостребованную стиральную доску. Каждое ребро можно
было не просто пересчитать, на них можно было играть ксилофонные
партии. «Отлично, если нужно преподавать анатомию в местном
университете. Ужасно, если нужно выжить».
Ноги… ну, их было две. Это был неоспоримый плюс. На этом плюсы
заканчивались. Мышечной массы — ноль. Похоже, предыдущий владелец
этого тела считал ходьбу излишним и вульгарным занятием,
предпочитая аристократическое лежание.
Хуже всего было не то, что тело было слабым. А то, что оно было
чужим. Я снова посмотрел на свои ладони. Бледные, с длинными,
тонкими пальцами. Ногти были на удивление чистыми и аккуратными —
единственный признак благородного происхождения в этой помойке. Я
вспоминал свои старые руки — руки инженера, с мозолями от
инструментов, с парой старых шрамов от неосторожного обращения с
оборудованием. Те руки могли собрать и разобрать двигатель. Эти,
казалось, сломаются, если попытаться открыть ими тугую банку с
огурцами. Это было чувство глубочайшего, фундаментального
отчуждения. Словно я был водителем, которого посадили за руль
совершенно незнакомого, неисправного и очень странного
автомобиля.
Мне нужно было визуальное подтверждение. Окончательное. Мозг
требовал полных данных. Я обвёл взглядом комнату в поисках любой
отражающей поверхности. Ведро с водой? Слишком темно, да и рябь на
воде исказит всё до неузнаваемости. Мой взгляд остановился на
тусклом металлическом осколке, который висел на стене на криво
вбитом гвозде. Местное зеркало. Трюмо эпохи раннего феодализма.
Путь через комнату — метра три, не больше — показался мне
марафонской дистанцией. Я шёл, придерживаясь за шершавую стену,
каждый шаг отдавался дрожью в ногах. Моё новое сердце колотилось от
минимальной нагрузки. Я чувствовал себя столетним стариком, который
решил совершить свой последний поход.
Я подошёл к «зеркалу». Сначала я увидел лишь тёмный,
расплывчатый, искажённый силуэт. Я наклонился ближе, пытаясь
сфокусироваться, и протёр царапанную поверхность рукавом грубой
рубахи. Из мутной, царапанной поверхности начали проступать черты.
Тёмные, прямые волосы, спадающие на лоб. Бледная, почти прозрачная
кожа. Острый подбородок. Высокие скулы.
И наконец, я заглянул ему в глаза. Тёмные, почти чёрные.