— Нет, вот ты мне скажи, а, —
горячился дядь Вася. — Вот придумали жеж «культ личности»! А вот
товарищ Жуков заявил, что это не по заветам Маркса. Не по
марксистски это. и как быть? Вот ежели нету такого этого самого
понятия!
— Да что ты мне ваньку валяешь, —
возмутился Степна Григорьевич. — Тыкаешь каким-то Жуковым. Он кто?
Полководец? Нет! А других Жуковых я не знаю! Вот и не тыкай мне!
Нету и нету этого твоего культа личности! Выдумали все, голову
дурят, прихвостни капиталистические! — вещал Борода. — Ты слыхал,
чего грузинские коммунисты на собрании в Москве сказали? А?
— И чего? Ну чего твои грузины
сказали? — хмыкнул Василий Дмитриевич, разливая очередную порция
огонь-воды.
— А того! Реабилитировать товарища
Сталина и все тут! И правы они, вот я тебе чего скажу. Да! Пра-вы!
— по слогам припечатал Борода. — Мы с товарищем Сталиным войну
выиграли! А эти… — завхоз махнул рукой. — Я-что ни на есть
сталинист и все тут. И пусть в меня плюнут, ежели откажусь! Вот так
вот-то! — припечатал фронтовик.
— Дык, а я тебе чего? — изумился
Митрич. — Вот ты вечно, не дослушаешь, не разберешься, а гнешь свою
линию! Я ж тебе, старому тетереву, чего твержу. Товарищ Жуков с
товарищами историками в самой «Правде» написал, так, мол, и так,
дорогие товарищи. Несостоятельны эти ваши заблуждения насчет
сталинизма. Возьмите свои слова обратно, а не то… — Митрич от души
прихлопнул по столу ладонью. Стаканы звякнули, мужики замолчали,
сурово глядя на нарушителей душевного спокойствия. — А не то всем
покажем кузькину мать., — закончил дядь Вася.
— Брешешь, — уверено заявил Борода.
— Не писали такого в «Правде».
— Это чего жеж не писали! Еще как
писали! — возмутился Митрич. — Ежели не читал, так и нечего!
— Вот прямо-таки про кузькину мать?
— прищурился завхоз. — Товарищи историки?
— Ну-у-у… может про кузькину-то мать
я и приплел для полноты аргумента. А про сталинизм ни в одном
глазу! Сами профессора высказались!
Как по мне, мужики спорили об одном
и том же. Даже и не спорили вовсе, а делились чувствами. Я быстро
потерял нить рассуждений, кто кому чего пытался доказать. Вроде бы
оба за реабилитацию товарища Сталина, а никак во взглядах не
сойдутся.
— То ладно, — после того как
товарищи выпили, первым заговорил Митрич. — Ты мне вот чего скажи…
Слыхал всеобщая воинская повинность?